Белый, красный, черный, серый - Ирина Батакова Страница 3

«…Сознался в мотиве своих злодеяний: «Все делал ради детей». Итак. Перед нами тот самый случай, когда злейшие враги человека – домочадцы его. В данном случае – чада. Да, они невиновны, но разве невинны? Нет, нет и нет! Они безнадежно испорчены, поелику разъединены с массой, вычтены из нее и погружены с малолетства в беззаконную роскошь, добытую преступной деятельностью подсудимого. Но даже будь они чисты, как новокрещенные младенцы, – разве не сказано: Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода?.. Так исполним же закон, первое правило которого гласит: нет мотива – нет и преступления. Мы не колдуны, не гадатели и не можем читать в сердцах, чтобы заранее истребить мотив, до того как преступление свершится. Но мы обязаны уничтожить мотив уже постфактум – в назидание остальным. Чтобы каждый трепетал, осознавая: будь ты хоть пескарик придонный, хоть действительный тайный советник 1-го ранга – не избегнешь кары, если зло чинишь против Государства. А нет хуже кары, чем видеть: все, ради чего ты пренебрег своей жизнью и честью, будет уничтожено без жалости и сомнений. Без жалости и сомнений! Только так мы возбудим в тайно преступных сердцах покорность и законопослушание. Уважаемый суд! Требую высшей меры наказания по статье 59 с применением поправки 12-б. У меня все».

– Ну, слава богу… – ворчит Рита, сдавливая челюстями зевок. – Сейчас пойдет забава.

– А что за поправка 12-б? – говорю.

– Не знаю. Вот и посмотрим.

– Так, все! – кричит Ментор, яростно колотя указкой. – Я предупреждал!

Рита пригибает голову и, по странной своей привычке, скалит зубы, языком проводя по резцам. Это ее не портит. Зубы у нее как белое лезвие. Черные волосы, синие глаза, фарфоровая кожа, маленький пунцовый рот – вся ее красота безжалостна, как небесный приговор, потому что завистники попадают в ад. Иногда мне становится невыносимо ее присутствие: она будто стрелка, всегда указывающая на мой грех. Поэтому, когда сегодня утром она сказала, что завтра уезжает домой на выходные, я испытала облегчение.

Она редко уезжает – только когда отец приходит из плавания, раз в три месяца, а порой рейс длится полгода. Несмотря на престижную должность отца, ее семья – не самая образцовая, до категории А не дотягивает. Поэтому, хоть ей и разрешается навещать родительский дом, но нечасто, и то лишь когда отец там бывает в отпуске. Все остальное время Рита живет в интернате.

А я здесь живу всегда, с семи лет. Дом свой я помню смутно – он ничем не отличался от множества барачных зданий в нашей коммуне. Зато я хорошо помню ремесленную артель, где работал мой отец и другие художники, огромные мастерские с высокими, до потолка, окнами, запах скипидара, льняного лака и какой-то особый, едва уловимый сладковато-рыбный аромат масляных красок. Чтобы я не скучала и никому не мешала, отец выдавал мне бумагу, кисти и краски, или уголь, или цветные мелки, – я рисовала, посматривая на художников – веселых бородатых мужиков и остроглазых баб в черных халатах, заляпанных разноцветной грязью, – и была уверена, что тоже принадлежу к артели. Устав, я шла бродить по коридорам и заглядывала к другим – все двери были открыты, и никто не гнал меня. Сейчас мне кажется, что там всегда было солнечно: на дощатых полах лежали квадраты света, расчерченные длинными тенями от мольбертов, и все пространство будто стояло на косых солнечных столбах, в которых роилась сверкающая пыль. Только в скульптурных мастерских, расположенных на цокольном этаже, царила мрачная мистическая атмосфера: запах подземелья, чугунные ванны, заполненные сырой глиной, а вдоль стен, на станках, словно призраки в саванах, возвышались обернутые в полиэтиленовую пленку серые истуканы.

Я была счастлива первые шесть с половиной лет своей жизни. А потом отец исчез. Его искали – не нашли, и никто не знает, что с ним случилось. Но из-за подозрений, что он бежал, нашу семью понизили в статусе. Куда можно сбежать из зоны светляков? Говорят, где-то есть тайные коммуны, где живут беглецы-невидимки. А может, и есть. Россия велика – от Финского залива до Урала. Поди за всем уследи…

– Гамаюн – сюда, за первую парту! Позубоскаль мне, позубоскаль. Давай, встала и пошла. Да, вот сюда… На место Маши. А ты, Маша, к Дерюгиной иди… Давай, давай. Вот, молодец. Так и сидите впредь. И всем молчать! Иначе прокляну!

Теперь сидеть мне с Машей до морковкина заговенья. Ну, ладно, что ж… Может, оно и к лучшему. От Риты только терзанья да печаль.

«…Суд постановляет: признать подсудимого виновным согласно статье 59-й «создание организованного преступного сообщества». Признать его признание достаточным для применения 12-й поправки пункт «б»: государственное преступление в интересах биологических детей. Суд выносит приговор: уничтожить мотив преступления на глазах у виновного с последующей казнью самого виновного. Ввести детей и приступить к исполнению приговора немедленно, без последнего причастия»… В камеру вводят девочку-подростка и кудрявого толстого юношу, ставят лицом к стенке и расстреливают. «Что-о?! Что такое?! Отставить!» – страшным безумным голосом ревет Жижа. Палачи поворачиваются и несколько раз стреляют ему в лицо.