Фантастика - Борис Акунин Страница 3

Наверно сунуть надо было – чирик, а то идвадцатипятирублевку, мрачно размышлял Серый. Тогда и койка бы нашлась. Толькогде такие бабки возьмешь? Стипуха двадцать два пятьдесят в месяц, и ту всюРожнов отбирает.

Квакнулась общага, это ясно. А значит, год пропал попусту.Зря Серый таскался в соседний райцентр на электричке и автобусе, зря просиживалпортки на занятиях, зря горбатился на практике в гараже. В гробу он видал этотАвтомеханический техникум, поступил-то только ради общаги – обещали дать местопосле первого курса. Чтоб не жить дома, не любоваться каждый день на суку Рожнова.

«Напряженка с местами, – сказал завхоз, – может, к зимечего-ничего проклюнется. Ты, Дронов, давай, захаживай». А сам улыбится, гад.Точно, на взятку напрашивался. Есть в общежитии койка, после третьекурсникаосвободилась, которого за пьянку выперли.

Есть, нету, какая разница. Главное, что не дали.

Это что же, еще полгода с Рожновым жить? Лучше сдохнуть.Пацаны говорили, если в военкомат заявление подать, могут в армию с семнадцатилет взять, добровольцем. Вот бы зыконско было. Но и до семнадцати еще надодожить (день рождения у Серого был только в сентябре).

Хуже всего, что утром, уезжая в техникум, он думал – всё, сконцами, больше сюда не вернется. И Рожнову, который третий день пил дома,брякнул напоследок: «Гляди, гнида. Будешь мать бить – урою». Тот зарычал,качнулся с кушетки – опухший весь, морда красная. «Чего ты сказал,секельдявка?!» И захлебнулся матерщиной. Но Серый уже хлопнул дверью, летелвниз по лестнице через две ступеньки. Знал, что отчим спьяну не догонит.

Но и не забудет. Рожнов, сколько бы ни выпил, памяти никогдане терял. Был он злющий, как волчара, жилистый. В молодости отсидел два года заубийство по неосторожности – стукнул одного в драке, тот приложился затылком обровку, и карачун. Этот подвиг и последующая отсидка стали для Рожнова главнымжизненным событием. Все рассказы про зону, песни оттуда же. И порядки дома тожезавел лагерные. Случалось Серому и «под нарами» (то бишь под кроватью)ночевать, и целую неделю жить «опущенным» (то есть жрать не за столом, а накорточках, дырявой алюминиевой ложкой), приходилось и вовсе без харчей сидеть –это если Рожнов в «Шизо» засадит. Сначала, гад, еще из инструкции прочтет,наизусть: «Осужденным к лишению свободы, помещенным в штрафной изолятор,запрещаются свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов питания,получение посылок, передач и бандеролей».

Ну а что отчим устроит за сегодняшний глупый базар, ипредставить было страшно. До позднего вечера Серый проторчал в техникуме, тянулвремя, но чему быть, того не миновать – на последнем автобусе поехал-такиназад, в Басманово, где Рожнов его уж заждался.

Хуже всего в отчиме был запах. Работал он сантехником вДЭЗе, мытье не уважал, и квартира насквозь пропиталась мерзкой, кислой вонью.Как только мамка на такого гнуса позарилась? Еще пару лет назад была онаженщина как женщина, а от жизни с Рожновым превратилась в седую старуху – вечнопьяную и почти такую же, как он, грязную.

Но мать Серый не винил, ей еще хуже, чем ему доставалось.Когда трезвая, всё плачет. Из детского сада, где уборщицей работала, ее выперлида еще грозятся под суд отдать – посуды и простыней, говорят, много наворовала.А куда ей деваться? Отчиму на водку денег не добудешь – измолотит.

И он, Серый, тоже хорош. «Урою», а сам драпанул, заступникхренов. То-то Рожнов на мамке, поди, отыгрался, злобу выместил. Для разминки,пока пасынок не вернулся.

А пасынок вот он, никуда не делся, уже к Колиной Гореподъезжает. Отметелит его Рожнов так, как никогда еще не метелил, это железняк.

На остановке кто-то вошел, сел на то же сиденье, что Серый,только в другой угол. Очкарик, московский.