Ольф. Книга первая  - Петр Ингвин Страница 29

Шагом от бедра итальяночка вышла на свет. Сзади на полу валялось брошенное тряпье, в котором не осталось ничего целого. Зато точеная фигурка помимо топика была облачена в шортики, настолько стянутые на узкой талии, что торчали в стороны подобно пышной юбке. Через панорамное окошко солнечный свет не хуже софитов высвечивал все достоинства юной модели, которая развернулась у меня перед носом, и два шага в обратную сторону завели ее обратно в «габинетто», где обернувшаяся смуглянка состроила требовательную мордочку.

– Что-то еще? Похлопать, что ли, как на показах? Легко. Тем более что показ – всем показам показ. Никогда меня таким не баловали.

Мои ладони изобразили бурную овацию.

Карие глаза несколько раз хлопнули ресницами, затем непонимающая гримаска сменилась довольной. Ненадолго. Требовательное выражение вновь оккупировало лицо, а босая ножка едва не топнула от досады. Руки соединили ладони, словно передо мной затворился лифт.

– А-а, снова закрыть.

Через минуту раздалось:

– Пронто. Апри ла порта пер фаворэ.*

*(Я готова. Открой, пожалуйста)

Теперь мне вместе с топиком продемонстрировали мини-юбку, роль которой исполняла вторая часть бывшей футболки. В качестве поддерживающего пояса использовались части джинсовой штанины и камуфляжа. А ведь красиво, черт возьми. В таком виде даже на улицу можно… но не нужно.

При развороте мелькнула еще одна обновка. Нижним бельем Челесте теперь служила набедренная повязка из ленты, нарезанной из камуфляжа.

Я вновь похлопал, затем поднял большой палец. По размышлении на всякий случай продублировал жест американским «ОК» из сведенных кружком большого и указательного, если мой родной окажется в их стране верхом неприличия. Мало ли. Одно и то же в разных странах означает разное, порой противоположное. Тот же окей во многих странах хуже среднего пальца.

Показ окончен, подиум снова превратился в рубку. Поскольку я сидел в кресле пилота, что являлось единственным подходящим для сидения местом, девушка примостилась на край кровати. Ножки свесились, над кудряшками едва осталось место до потолка будуара.

Челеста кротко улыбнулась.

– Димми иль туо коньоме сэ ло че,*

*(Скажи мне свою фамилию, если она имеется)

– Чего?

Она указала себе на грудь, прямо в центр новоиспеченного топика:

– Карпи. Карпа, квесто э… иль пеше. Зе фиш. Андестенд?*

*(Карпи. Карпа – это карп. Рыба. Понимаешь?)

Ее ладошка изобразила перед собой змеевидное движение.

– Фиш? Хочешь рыбы? – Я показал жестами ловлю удочкой.

Девушка засияла:

– Си-си! Карпа. Челеста Карпи.

Так и подмывало пошутить по поводу ее итальянского двойного поддакивания, едва сдержался. Вместо этого из меня вывалилась громоздкая констатация:

– Челеста хочет карпа. Понятно. Увы, могу предложить лишь колбасу. Впрочем, мой дед говорил: «Лучшая рыба – колбаса», поэтому…

Что «поэтому» я так и не придумал, вместо этого мысленно раздалось:

«Обед!»

Я даже не понял, что случилось. В мгновение ока дрожащая от страха девушка вновь оказалась забитой в угол, коленки прижались к груди, кулачки вжались около подбородка. Окаменевшее лицо с ужасом глядело, как около моей головы извиваются пищевые придатки корабля.

Совсем плохая поза для владелицы мини-юбки. Надо бы сказать. Но сначала как можно быстрее объяснить, что бояться нечего.

– Еда! – Я поймал ладонью один из живых канатов, что шевелился возле рта. – Смотри: ам!

Откушенный колбасный отросток был прожеван и проглочен.

– Понятно? Местный фастфуд. Гамбургер в отдельных ингредиентах. Попробуй.

Я протянул гостье быстро отросший кончик щупальца.

Не ожидал, что у нее хватит смелости повторить подвиг. Ладошка судорожно сжала теплую сардельку, девушка смущенно развернулась ко мне спиной, и зубки клацнули, оттяпав приличный кусок.

Первую минуту Челеста просто ждала, что умрет. Потом глаза разожмурились, челюсти принялись жевать, лицо просветлело.

– Допо ун раккольто нэ вьенэ ун альтро.*

*(Жизнь продолжается. Буквально: После одного урожая будет другой).

– Си-си, – весело поддакнул я, так как что бы она там ни сказанула, судя по выражению довольной физиономии это не было приговором. Наверное, сообщила, что вкусно. Или необычно. Сам я придерживался второго мнения.

Челеста снова разместилась на краешке кровати, разгладив футболко-юбку на сомкнутых бедрах. Лицо вдруг опять омрачилось. Глаза порыскали по сторонам, и девушка глухо обронила:

– Вольо а каза. Хоум. Ай капито?*

*(Хочу домой. Понимаешь?)

– Йес, – подтвердил я. – Хоум. Это я понимаю. Да, ит из май хоум.*

*(Это мой дом)

Ответ Челесту не устроил.

– Но, ио вольо а миа каза. Май хоум!*

*(Нет, я хочу в свой дом)

Теперь и до меня дошло.

– Пора домой? Что ж.

Нет проблем. Как утверждает появившаяся не с бухты-барахты народная мудрость, баба с возу – кобыле легче.

А с другой стороны – жаль. Баба-то вроде неплохая.

– Только смотри, об этом, – я сделал круг рукой, – молчок. Андестенд?

Явно не андестенд.

Во второй попытке я приложил палец к губам, потом рука указала на небо, а палец сурово погрозил девушке. В конце пантомимы моя ладонь на секунду прикрыла глаза.

– Каписко, ва бене. – Челеста тоже обвела обстановку руками и закрыла себе глаза. – Нон ведево ньенте. Э о джа диментикато.*

*(Понимаю, конечно же. Ничего не видела. И уже все забыла.)

– Надеюсь, ты поняла.

Не прошло двух минут, как мы подлетели обратно к окну, из которого Челеста столь непредсказуемо вышла со своим погибшим любимым на последнюю прогулку. А там…

Там все еще бурлит, шипит и клокочет, как забытый на горелке чайник. Карабинеры. Детективы. Страховщики. Родственники. И еще море каких-то непонятных людей. Все нескончаемо переругиваются друг с другом. Кто-то тише, кто-то невыносимо громко. Нога Челесты ступила на парапет, девушка вознамерилась явить себя обездоленному миру, но вдруг отшатнулась обратно в невидимость.

Навстречу шли двое. Какой-то обрюзгший мужик и поникшая женщина в слезах. Мужчина озлобленно кричал, отчаянно при этом жестикулируя:

– Ла востра донна дель джиро э ль уччидиторэ дэль мио фильо!*

*(Ваша шалава – убийца моего сына!)

– Аль контрарио! Нон димми буджие!..*