Криптономикон - Нил Стивенсон Страница 29

Справа Интрамурос. Над россыпью камней торчат несколько зданий. Старинные испанские пушки наполовину ушли в землю. На камнях обитают тропические растения и безработные. Шесты для сушки белья и телевизионные антенны заплетены лианами и самодельной проводкой. Столбы электропередачи торчат под всевозможными углами, как покосившиеся деревья в лесу, некоторые сплошь облеплены стеклянными пузырями счетчиков. Через каждые несколько ярдов куча мусора дымится без всякой видимой причины.

Возле церкви за Рэнди увязываются дети. Они жалобно причитают, пока он не раздает им песо. Тогда они расплываются в улыбке и порой весело отвечают «Спасибо» на превосходном американском английском. Манильские нищие относятся к своему ремеслу без лишней серьезности, как будто заражены социальным грибком иронии, и постоянно прячут улыбку, не веря, что заняты чем-то настолько банальным.

Они не понимают, что он работает.

Идеи всегда посещали Рэнди чаще, чем он успевал их реализовать. Первые тридцать лет жизни он разрабатывал идеи, которые казались наиболее интересными, и бросал их, как только возникали новые, еще более многообещающие.

Теперь он снова в фирме и в некотором роде обязан работать продуктивно. Хорошие идеи рождаются с прежней частотой, но надо держать себя в руках. Если идея не нужна «Эпифиту», ее следует временно забыть. Если нужна — не бросаться в нее с головой, а разобраться, не додумался ли до этого кто-нибудь другой. Может, проще купить технологию? Нельзя ли поручить работу контрактному программисту в Штатах?

Он идет медленно, отчасти потому, что иначе его хватит инфаркт. Хуже того, он может провалиться в открытый канализационный люк или задеть электропроводку сквоттеров, которая затаившейся гадюкой болтается над головой. Постоянная опасность получить смертельный удар током или утонуть в жидком дерьме заставляет его то и дело смотреть вверх, вниз и по сторонам. Никогда еще Рэнди не оказывался настолько зажат между непредсказуемыми небесами и адской бездной. Манила пропитана религией, как Индия, и вся эта религия — католическая.

В северной части Интрамурос — маленький деловой район. Он втиснут между Манильским собором и фортом Сантьяго, построенным испанцами для защиты устья реки Пасиг. То, что это деловой район, можно понять по пучкам телефонных проводов. Как во всех быстроразвивающихся азиатских странах, трудно сказать, пиратские это провода или погано протянутые официальные. Наглядно видно, чем плох чисто количественный рост: пучки местами толще, чем в человеческий обхват. Столбы кренятся под их тяжестью, особенно на поворотах, где натяжение больше.

Все здания построены самым дешевым мыслимым способом: бетон заливают на месте в деревянные опалубки на собранные вручную решетки из стальных прутьев. Дома прямоугольные, серые, совершенно безликие. Поблизости несколько зданий повыше, в двадцать — тридцать этажей, ветер и птицы гуляют в выбитых окнах. Их так и не восстановили после сильного землетрясения в восьмидесятых.

Рэнди проходит мимо ресторанчика, перед которым торчит бетонная будка. Окна и двери забраны почерневшими стальными решетками, на крыше — выхлопные трубы дизельного генератора. Надпись по трафарету гордо гласит: «У НАС ВСЕГДА СВЕТЛО». Дальше послевоенное офисное здание, четырехэтажное — к нему тянется особо толстый пук телефонных проводов. На фасаде — логотип банка. Перед зданием — парковка. Два места у въезда загорожены корявыми табличками: «Только для бронированного автомобиля» и «Только для управляющего банком». На входе двое охранников сжимают толстые деревянные рукоятки помповых ружей — огромных, карикатурных, похожих на бутафорские. Еще один охранник за пуленепробиваемым стеклом с надписью: «Просьба сдать огнестрельное оружие».

Рэнди кивает охранникам и заходит в вестибюль. Там так же жарко, как и снаружи. Рэнди проходит мимо банка, мимо ненадежных лифтов, открывает стальную дверь и оказывается на узкой винтовой лестнице. Сегодня здесь темно. Электроснабжение в здании лоскутное: несколько систем сосуществуют в одном пространстве, контролируются разными щитами, часть работает от генератора, часть нет. Соответственно, свет гаснет то в одних помещениях, то в других. Где-то на верху лестницы чирикают птички, пытаясь перекричать противоугонную сигнализацию машин на стоянке.

Корпорация «Эпифит» арендует весь верхний этаж, хотя пока здесь обретается один Рэнди. Он отпирает дверь ключом. Слава богу, кондиционер работает. Не зря они платят за отдельный генератор. Рэнди отключает сигнализацию, идет к холодильнику и вынимает две литровые бутылки с водой. Его эмпирическое правило — после прогулки пить, пока не потянет в туалет. После этого можно думать обо всем остальном.

Он так вспотел, что не может сесть и должен ходить, чтобы прохладный воздух обтекал тело. Рэнди стряхивает капельки с бороды и совершает обход, выглядывая в окна и проверяя линии прямой видимости. Вытаскивает из-под одежды баллистический «набрюшник» и оставляет болтаться на ремне, чтобы кожа под ним могла дышать. В «набрюшнике» паспорт, девственная кредитная карточка, десять хрустящих стодолларовых купюр и дискета с 4096-битным ключом.

К северу он созерцает луга и укрепления форта Сантьяго, где трудятся фаланги японских туристов, документируя свой отдых с тщательностью судебных экспертов. Дальше река Пасиг, задыхающаяся под плавучим сором. Потом растущий район Киапо, высокие жилые дома и офисные здания, расцвеченные логотипами фирм и утыканные спутниковыми тарелками.

Останавливаться по-прежнему не хочется. Рэнди обходит офис по часовой стрелке. Интрамурос опоясан кольцом зелени — бывшим рвом. По его западному краю Рэнди только что шел. Восточный край усеян громоздкими неоклассическими зданиями министерств. Управление связи и телекоммуникаций — на повороте реки Пасиг, отсюда расходятся радиусами три моста в Киапо. За высотными зданиями Киапо и соседним районом Сан-Мигуэль — чересполосица крупных учреждений: вокзал, старая тюрьма, несколько университетов и президентский дворец Малаканьян выше по течению.

С этой стороны реки на первом плане Интрамурос (церкви в окружении сонной зелени), на втором — правительственные учреждения, колледжи и университеты, а дальше, в низине, затянутый дымкой город. Дальше на юг — деловой район Макати, в его центре — площадь на пересечении шоссе, которому вторит такой же перекресток еще южнее, перед аэропортом. За Макати — изумрудный город больших, окруженных газонами домов, здесь живут послы и президенты компаний. Продолжая обход, Рэнди видит набережную и бульвар Рохаса, обсаженный высокими пальмами. Манильская бухта забита кораблями, их корпуса — как бревна в боновом ограждении. Западнее — грузовой порт, ровные ряды складов на осушенной территории, плоской и неестественной, как кусок ДСП.

За кранами едва различим гористый силуэт полуострова Батаан. Если двигаться взглядом по его гребню, вдоль тропы, которой шли в 42-м японцы, можно увидеть нашлепку за южным концом. Это, должно быть, остров Коррехидор. Рэнди видит его впервые: сегодня на удивление чистый воздух.

В расплавленном мозгу всплывают обрывки исторических сведений. Галеон из Акапулько. Сигнальный огонь на Коррехидоре.