Смертельный эксперимент - Роберт Дж. Сойер Страница 29

Питер кивнул.

— Кроме того, — продолжал Саркар, — полные копии нейронных сетей мозга оказываются чудовищно расточительным использованием ресурсов компьютеров. Когда мы создали РИКГРИН, нас интересовало лишь его чувство юмора. Но система выдает абсолютно все, что знает Рик, в том числе его взгляды на воспитание детей, бездонный кладезь познаний об игрушечных поездах, которые являются его хобби, и даже его способы приготовления пищи — словом, все то, чему не захотел бы подражать ни один здравомыслящий человек.

— А разве ты не мог выбросить из модели лишнее и оставить только чувство юмора?

— Это трудно. Мы все точнее можем определять, чем именно занимается каждая нейронная сеть, но между ними существует слишком тесная взаимосвязь. Когда мы попытались убрать ту часть системы, где хранились знания о воспитании детей, то обнаружили, что наша система перестала шутить насчет семейной жизни.

— Но ты все же можешь воссоздать на компьютере точную копию мышления конкретного человека?

— Это совершенно новая технология, Питер. Но пока что да, воспроизведение представляется нам вполне точным.

— И ты можешь, по крайней мере частично, расшифровать назначение отдельных нейронных взаимосвязей?

— Да, — подтвердил Саркар. — Опять же, мы пока пробовали это делать лишь на прототипе РИКГРИН — но это ограниченная модель.

— А после того как ты определишь функцию некоторой нейронной сети, ты можешь удалить ее из общей модели мозга?

— С той оговоркой, что удаление какой-то одной части системы может сказаться на функционировании остальных ее частей. Да, пожалуй, мы достигли того уровня, когда этого можно добиться.

— Вот и отлично, — подытожил Питер. — Тогда позволь предложить тебе один эксперимент. Предположим, что мы сделали две копии сознания конкретного человека. В одной из них ты отсекаешь все, что связано с его физическим телом: реакции на гормоны, половое влечение и прочие подобные вещи. А во второй копии ты удаляешь все, что связано с деградацией тела, с боязнью старости и смерти, и тому подобное.

Саркар съел клецку из мацы.

— А для чего это нужно?

— Первая модифицированная копия будет ответом на вопрос, который мне постоянно все задают: на что в действительности похожа жизнь после смерти? Какая часть человеческой души может выдержать расставание с телом? А пока мы будем это выяснять, я решил сделать еще одну модель — имитацию существа, знающего, что оно бессмертно, вроде человека, подвергшегося этому процессу «Неограниченной жизни».

Саркар перестал жевать. Он разинул рот, явив взору Питера малопривлекательное зрелище пережеванной клецки.

— Это… это невероятно, — выговорил он наконец с набитым ртом. — Сабханалла, какая потрясающая идея.

— Ты мог бы это сделать?

Саркар наконец проглотил свою клецку.

— Может быть, — ответил он, задумчиво почесав затылок. — Электронная эсхатология. Крутая идея.

— Тебе придется сделать два сканирования мозга.

— Сканирование мы сделаем всего один раз. Затем мы просто дважды скопируем данные.

— Ты хочешь сказать, один раз скопируем.

— Нет, дважды, — пояснил Саркар. — Ты же знаешь, нельзя проводить эксперимент без контроля.

— Верно, — согласился Питер, слегка смущенный. — Во всяком случае, мы сделаем одну копию, которую будем затем модифицировать, чтобы смоделировать посмертную жизнь. Назовем ее… назовем ее Духом. И еще одну, чтобы смоделировать бессмертие.

— А третью мы оставим без изменений, — предложил Саркар. — Основная или контрольная версия. С ней мы будем сравнивать исходного живого человека, чтобы убедиться, что модели с течением времени сохраняют свою верность оригиналу.

— Замечательно, — обрадованно воскликнул Питер.

— Но знаешь ли, Питер, вовсе не обязательно будет моделировать подлинную жизнь после смерти. Это просто жизнь вне физического тела — но откуда нам знать, что душеграмма несет с собой какие-нибудь из наших воспоминаний? А если нет, то это по большому счету нельзя назвать продолжением существования. Без наших воспоминаний, нашего прошлого, того, кем мы были, ничто не может быть признано в качестве продолжения той же личности.

— Я знаю, — сказал Питер. — Но если душа — как это обычно принято считать — просто сознание без тела, — то эта модель по крайней мере позволит получить некоторое представление о том, на что будет похожа такая душа. Тогда я хоть смогу ответить что-то разумное, когда меня в следующий раз спросят: «На что похожа загробная жизнь?»

Саркар кивнул.

— Но зачем исследовать бессмертие?

— Не так давно я посетил один из этих семинаров «Неограниченной жизни».

— В самом деле? Питер, ведь ты же не собираешься стать бессмертным.

— Я… я не знаю. Идея, конечно, сногсшибательная.

— Это же глупо.

— Возможно, но мне кажется, мы могли бы этим исследованием убить двух зайцев.

— Может быть, — согласился Саркар. — Но кого мы будем моделировать?

— Как насчет тебя? — спросил Питер.

Саркар сделал протестующий жест.

— Нет, только не меня. Меньше всего на свете я хотел бы жить вечно. Истинная радость возможна лишь после смерти; я предвкушаю блаженство, которое будет даровано моей воплощенной в следующем мире душе. Нет, это ты, Питер, задал эти вопросы. Почему бы не использовать тебя?

Питер погладил себя по подбородку.

— Хорошо. Если ты захочешь осуществить этот проект, я согласен и финансировать его, и быть для него морской свинкой. — Он помолчал. — Это поможет ответить на некоторые действительно важные вопросы, Саркар. В конце концов, мы теперь знаем, что существуют и физическое бессмертие, и какая-то форма загробной жизни. Было бы обидно ошибиться в выборе.

— Хобсонов выбор, — заметил Саркар.

— Что?

— Не можешь же ты не знать этой фразы. В конце концов, твоя фамилия Хобсон.

— Я пару раз, кажется, слышал это выражение.

— Оно связано с именем Томаса Хобсона, владельца платной конюшни в Англии, кажется, в семнадцатом веке. Он давал лошадей напрокат, но требовал от своих клиентов, чтобы они либо брали лошадь, которая в тот момент оказалась ближе всех к двери конюшни, либо вообще оставались без лошади. Хобсонов выбор — это такой выбор, который не предлагает никакой альтернативы.

— И что это значит?

— То, что у тебя нет выбора. Ты что, серьезно думаешь, что, если бы ты разорился, купив нанотехнологическое бессмертие, Аллах не смог бы забрать тебя к себе, если бы захотел? У тебя есть своя судьба, так же как и у меня. У нас нет выбора. Когда тебе придет пора зайти в конюшню, лошадь, которая окажется ближе к двери, и будет той, что тебе предназначена. Называй это хобсоновским выбором, или кадар Аллах, или кисмет — как бы ты это ни называл, суть одна — это божественное предопределение.