Ответ империи - Олег Измеров Страница 29

«Итак, первая задача попаданца, то есть выжить, успешно выполнена, – торжественно отметил про себя Виктор, двигаясь с людским потоком за хромированным барьерчиком к транспортеру. – Я перешел на трехразовое питание – значит, я существую. Вторая задача всех попаданцев в альтернативный мир – адаптироваться. К быту и культуре во всех смыслах. Здесь процесс пошел. Представить себе социализм без дефицита и очередей, но с компьютерами и интернетом, оказывается, проще, чем думают. Вот если бы не напряг с паспортом… С кем бы посоветоваться? На работе – не, не будем, неизвестно как отразится. Стоп. Инга. Она человек незаинтересованный, наверняка разбирается, ну и, может, знакомства есть. Но надо поближе познакомиться, расположить к себе. Как раз сегодня встречаемся на концерте в «Соловьях». Заодно провентилировать насчет этих бомжовок. С этим план есть, пошли дальше. Попаданец, по понятиям, имеет информацию из будущего и как-то ее использует. Тут опять подлянка, потому что история почему-то всегда другая. Союз не развалился, Чернобыль не взорвался, Проблема-2000 решается, и самое главное – Цой жив. Работаем пока по мелочам, ждем главную миссию попаданца, завязанную на информацию из будущего. Чего у нас там есть? Ах да, Третья мировая. Ну, это нам запросто. Наверху уже все придумали: отвезут, пригласят, а дальше – как на КВН».

Виктор подхватил синий пластиковый поднос с ленты и тут же направился к ближайшему столику, из-за которого поднимались уже отобедавшие.

Когда он вернулся в кооператив, его ждал сюрприз. Когда вы внезапно узнаете, что на вашем новом рабочем месте в первый же день вас ожидает миловидная незнакомка, это всегда сюрприз.

Света, а точнее, Семиверстова Светлана Викторовна, как значилось в мессенджере, была стройной дамой среднего роста и возраста, с худощавым лицом, на котором выделялись большие выразительные глаза под аккуратными черными бровями и большой, но приятный и даже немного чувственный рот. Темные волосы скромно расчесаны на две стороны и плотно уложены, что придавало ей некоторую беззащитность; одета она была очень строго, в черную водолазку, подчеркивающую стройность фигуры и темно-серую твидовую прямую юбку до колен, верх которой растягивали крепенькие бедра.

– Меня к вам на сегодня прикомандировали, – пояснила она, взяв один из стульев у стены и присаживаясь рядом с креслом Виктора. – У нас здание на Октябрьской, за драмтеатром. Документы уже скинули вам в папку.

Из-за кривизны стола их колени оказались рядом, но Светлану это нисколько не смутило. Виктора – тем более.

– Ну, не будем терять времени…

Виктор рассчитывал управиться за час, максимум – полтора, однако работа растянулась на все четыре. Дело в том, что Светлана великолепно работала на клавиатуре, разбиралась в архитектуре сетей, явно имела практику работы с СУБД и наверняка когда-то программировала на языке высокого уровня круче бейсика; но при этом ее явно напрягала своя же система работы с кадрами, ради которой ее и прислали, хотя она всячески стремилась не подавать виду. Поэтому приходилось шариться в документации там, где Виктор ждал ответа с ходу, да еще дама не всегда помнила, что в этой документации где указано. Приходилось пользоваться контекстным поиском. Виктор быстро пришел к выводу, что Светлана не кадровик, а взятая в подразделение программистка, причем брали ее недавно. К тому же она время от времени отвлекалась от темы и задавала посторонние вопросы; один из них был, есть ли у Виктора семья. Он никак не мог понять, то ли он неожиданно производит такое впечатление, то ли личные вопросы стали для нее остры до невыносимости, но она как-то немного выделялась на фоне обустроенных увлеченных трудоголиков «Коннекта».

«Кстати, о птичках, – задал себе вопрос Виктор, – а что значит – немного выделяется? Все люди разные, каждый немного выделяется. Почему мне показалось, что эта женщина немного выделяется? Не в смысле, что я на нее вдруг запал, а чем-то не похожа на офисных служащих? Стоп. Как я различаю «похож-не похож» в зависимости от работы? Не видно, чтобы тут человека под профессию подгоняли, как у Хаксли».

Хаксли, Олдос Хаксли, сказал себе Виктор, бедный английский писатель, если бы вы знали, сэр, как вас опошлили наши либералы, каким проповедником невежества и дикости они вас выставляют… Они десятилетиями носятся с мыслью, неизвестно как вытащенной из написанного в дремучем тридцать втором году романа «О дивный новый мир»: любая попытка научно переустроить общество якобы всегда ведет к подавлению и деградации личности. Само желание создать для общества теорию, которая позволяет ученым не только говорить «Вот какая фигня приключилась», глубокомысленно ковыряя в носу и отдав будущее политикам по принципу «Авось лучше выйдет», – любая попытка показать, пусть приближенно, что и как надо исправить в разлаженном механизме, в зародыше объявляются преступлением и сатанизмом. И тут же те, кто у нас бьет себя пяткой в грудь, называясь либералом, требуют всем поголовно поменять менталитет, то есть не просто подавить свободу собственной личности, а уничтожить ее начисто и вырастить на пустом месте геномодифицированный организм. Если же посмотреть, что пытаются вырастить, то выходит, что человеческое существо ради свободы его личности надо заставить холуйствать, приучить уважать не других людей, а наворованное ими богатство, загадить ему мозги до потери чувства Родины, превратить из коллективного существа, каковым, собственно, и был человек с тех пор, как он слез с дерева и отбросил хвост, в корыстного себялюбца, готового перегрызть глотку ближнему. Может, либералов в роддоме с тоталитаристами перепутали?

Вот ему, Виктору, когда он попал в другой, бериевский, пятьдесят восьмой, никто менять менталитет не пытался, да и окружающим тоже. Все шло как-то естественно. Едой народ себя обеспечил, одеждой, то есть органические потребности удовлетворил. Что выше органических потребностей? Безопасность. Безопасность страны – армия, безопасность от гопников – милиция, Осодмил, безопасность от болезней – бесплатная медицина, и… Ну да, «Мой дом – моя крепость». Жилье с нормальными удобствами. Бессемейки, квартиры в сталинках, вип-квартиры в Домах стахановца. Ради этого трудились. Все по пирамиде Маслоу.

Второе попадание, тридцать восьмой у белых – между ступенями пирамиды. Потребность в еде – Великий Голод на памяти, – в одежде, в тепле, выше – защита от германского нашествия. И ради этого народ соглашался с репрессиями. С одной стороны – диктат, с другой – все же общественный договор. Странный, недемократический, но – договор.

А что же тогда здесь? К безопасности уже привыкли. Как у нас ошибались в СССР, думая, что народ будет вечно жить памятью о великой Победе… Дальше в пирамиде Маслоу – общественные ценности. Дружба, любовь, своя тусовка, то есть войти в круг людей с такими же интересами.

И вот на этом тут, похоже, и играют, рассудил Виктор. Но играют по-другому, чем у нас. У нас, чтобы быть в своей тусовке, нужны соответствующие шмотки. И по принципу дифференциации штанов начинают строиться дружба и любовь. Та или иная вещь нужна человеку не для того, чтобы просто ее использовать, – она еще должна выразить его личность, чтобы его взяли в тусовку. В итоге у нас масса разных вещей, которыми делают одно и то же; различие вещей создает видимость индивидуальности. Главное у нас – не быть, а казаться. Поэтому человек и старается иметь больше денег, чтобы получить свободу… нет, не свободу быть собой, а свободу казаться тем, кем хочет. При этом бизнес делает его рабом вещей – не тем, что предлагает ему все новые блага, это даже хорошо, – а тем, что без вещей в нашем обществе человека нет как личности.