Вокруг света с киллерами за спиной - Сергей Синякин Страница 29

Зрителей было много. Среди них выделялся белой молочной кожей толстый Жора Хилькевич из Мурманска. При виде его во многих аборигенах проснулись атавистические наклонности, и они нехорошо перемигивались, делая вполне определенные жесты и облизываясь. Но увлеченный иг'-Тюй актеров Жора этого перемигивания не замечал.

Больше всего зрителям нравился момент, когда злая царица, хоторую играла заслуженная доярка Нгума Мума, доставала зеркальце и, приветливо шутя и красуясь, говорила.

Свет мой, зеркальце! Скажи

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?

Черное лицо актрисы едва можно было рассмотреть на плохо освещенной сцене, поэтому, когда зеркальце тонко отвечало:

Ты, конечно, спору нет;

Ты, царица, всех милее,

Всех румяней и белее,

зал взрывался такими аплодисментами, что им бы позавидовал сам великий Качалов.

Жора Хилькевич восторженно засвистел; видно было, что мурманчанин хавает культуру в сыром виде — с костями и шкурой.

Между тем события на сцене продолжали развиваться. Подросла царевна. Для контрастности ее черное личико выбелили мелом, и, глядя на двигающуюся по сцене жуткую маску, Илья Константинович Русской непроизвольно крестился: каирская красотка теперь казалась ему гением чистой красоты. Царица же, не подозревая о готовящемся сюрпризе, собиралась на девичник. Судя по тому, что она надела и как тщательно выбирала нож, девицы явно сговорились кого-то съесть. Тем оглушительнее прозвучал ответ зеркальца, что царица, конечно, красива, спору нет, но царевна всех милее, всех румяней и белее…

Что тут началось! Минут десять царица в бешенстве каталась по сцене, выла, топтала зеркальце и вообще вела себя отвратительно. Зрители скулили от восторга. Из саванны им Кружно подтягивали голодные гиены. Наконец царица призвала к себе Чернавку. Да, это действительно была Чернавка! Остальные актеры рядом с ней смотрелись Снегурочками. Царица приказала Чернавке взять соперницу, отвести ее в саванну и оставить на съедение гиенам. «Черт ли сладит с бабой гневной». Чернавка повела царевку в саванну. Та причитала:

Жизнь моя!

В чем, скажи, виновна я?

Не губи меня, девица!

А как буду я царица,

Я пожалую тебя!

Неизвестно было, пожалела ли Чернавка царевну, или тайно любила ее, но в саванне она ее развязала и отпустила на все четыре стороны. Вернувшись, Чернавка доложила царице, что царевна

Там, в лесу, стоит одна,

Зверю всякому видна.

Крепко связаны ей локти;

Попадется зверю в когти,

Меньше будет ей терпеть.

На этом закончился первый акт. Зрители проводили актеров восторженными улюлюканьями, больше всех старался Жора Хилькевич: он сейчас ничем не отличался от чернокожих аборигенов — ни темпераментом, ни децибелами издаваемых им воплей.

— Ну как? — робко спросил Председатель. Он смотрел на Илью Константиновича, как смотрит начинающий режиссер районного театра на маститого московского профессионала, прибывшего проверить, как развивается в культурном отношении глубинка.

— Отлично! — искренне сказал Илья Константинович. —

Ваши актеры могут рассчитывать на успех даже в столице.

Одна Чернавка чего стоит!

— Эта из соседнего племени, — сказал Председатель.,-

За талант мы ее взяли. Все-таки характерная роль.

Между тем занавес вновь подняли, и начался второй акт. Королевич Елисей — огромный полуголый негр с картонным мечом на мускулистом бедре — позаламывал руки и отправился на поиски пропавшей невесты.

Невеста меж тем блуждала по саванне, шарахаясь от голодных гиен и леопардов, и набрела на большую пальму, крытую широкими пальмовыми листьями. За сценой послышались топот, ржание зебр, и в хижине появились семь чернокожих богатырей. Некоторое время негры расхаживали по хижине, цокали языками и, сверкая белками глаз, все удивлялись, кто же так искусно убрался в хижине, хотя и убирать-то в ней особенно нечего было. Разумеется, после некоторых уговоров царевна к ним вышла. Ее, как водится, усадили в уголок, налили полную чашу арбузного самогона, но царевна от напитка воспитанно отказалась, лишь прикусила кусочек маисовой лепешки.

Семь названых братьев частенько выезжали в лес густой, где тешили правую руку или отрубали голову у заблудившегося в лесу степного жителя — татарина, хотя и неясно было, откуда в саванне эти самые татары взялись. Хотя чему удивляться? Кочевой народ!

Царевна, как водится, занималась уборкой хижины или готовила разные кушанья. Времени на это у нее много не уходило, все остальное время царевна звонко распевала романсы на стихи Александра Сергеевича Пушкина. Через некоторое время богатыри подступили к царевне с нескромной просьбой: стать им всем женой. Но царевна сказала, что любит королевича Елисея, и богатыри от нее сразу отстали: видно было, что нрав королевича и его обычай расправляться с врагами им хорошо знаком.

Между тем царица снова взялась за свое зеркальце с дурацким вопросом, кто же все-таки всех румяней и белее, и, разумеется, узнала, что Чернавка ей все наврала и девица жива-здоровехонька. Сначала она хотела скормить Чернавку крокодилам, потом достала рогатку и приказала Чернавке найти царевну и отравить ее.

На этом закончился второй акт.

— По-моему, натурализма многовато"— поделился своим мнением Илья Константинович. — Особенно когда они хором в чаще правую руку тешат.

— Позвольте, позвольте. — Председатель принялся торопливо листать затрепанный томик Пушкина. — Вот, страница триста сорок девять…

—Да вы внимательнее читайте. — Илья Константинович взял томик в руки и откашлялся:

Братья дружною толпою

Выезжают погулять,

Серых уток пострелять, Руку правую потешить,

Сарацина в поле спешить,

Иль башку с широких плеч У татарина отсечь…

Закончив декламацию, Илья Константинович принялся объяснять зрителям, что именно имел в виду знаменитый поэт, но тут занавес открылся в третий раз, и все вернулись к созерцанию происходящего на сцене.

Очередной акт начался тем, что прирученная гиена едва не порвала нищую черницу, которой искусно загримировалась все та же Чернавка. Разумеется, сердобольная царевна гиену отогнала, дала чернице маисовую лепешку, а та в благодарность вручила ей огромный спелый плод дуриан-дере-ва. Плод этот тянул килограмма на два и, конечно же, был отравленным. Тут зрители начали требовать, чтобы царевна не ела отравленного подарочка, но та сделала вид, будто не слышит подсказок, и принялась есть. Отрава дала о себе знать не сразу. Царевна спела пару пушкинских романсов, похватала себя за горло и уснула на лавке.

Тут и семеро братьев вернулись. Обнаружив мертвую царевну, они принялись яростно спорить, как поступить дальше. Некоторые предлагали царевну съесть, чтобы ее добродетели и красота перешли к ним как к законным наследникам. Другие яростно возражали, говоря, что еще неизвестно, каким ядом царевну отравили, а то ведь может и всем повредить. Третьи предлагали сохранить царевну — чтобы были что предъявить королевичу Елисею. К счастью, победила последняя точка зрения. Чернокожие богатыри уложили царевну в хрустальный гроб и отнесли его в пещеру горы Килиманджаро.