Искатели жребия - Николай Романецкий Страница 29

Его вдруг осенила новая мысль. Черт возьми, — подумал он. — А может, виновник всего — кто-то из оставшейся пары, Формен или Зяблик? Сводят втихаря со своими приятелями какие-то счеты… Но ни того, ни другого до последнего времени на Земле не было.

Он вспомнил, как боялся чего-то в Короне детина Формен.

Кого он мог бояться, неужели Зяблика?.. Чушь! Нет, с Форменом надо обязательно встретиться.

Калинов взглянул на часы: в Америке сейчас была ночь. Придется ждать до утра, Формен скорее всего дрыхнет в пьяном угаре. Ладно, немножко подождем, есть в настоящий момент и другие важные дела.

Он разблокировал тейлор и вызвал Милбери.

— Обращение к прокурору готово?

— Заканчиваю.

— Сразу ко мне.

Через несколько минут Милбери принес обращение. Калинов прочел текст на официальном бланке и подписал его.

— Можешь быть свободен, я сам отправлю. Милбери повернулся, и в этот момент Калинову явилась еще одна любопытная мысль.

— Стой!.. Займись-ка вот чем. — Он передал Милбери список экипажа станции Нахтигаль. — Обратись в Медицинскую службу Космической комиссии. Надо проверить все данные периодических осмотров всех этих красавцев за все время их работы. Трое из них окажутся трупами, но ты не удивляйся. Пристальное внимание любым отклонениям от нормы, особенно если они связаны с… — Калинов покрутил пальцем около виска. — Что-либо раскопаешь, сразу мне на стол! Да, не забудь проверить их руководителя, Рафаэля Мартинеса из Барселоны!

Милбери удалился.

Калинов вложил текст обращения к прокурору в тейлор и, сверившись со справочником, набрал серию спецкодов. Подумав несколько мгновений, добавил индекс сверхсрочности и дал команду на передачу.

Теперь надо было ждать, пока провернутся бюрократические шестеренки прокурорской службы. В этом плане он был над ситуацией уже не властен и решил до визита к Формену побороться с голодной смертью.

Обедать в кабинете не хотелось. Идти в местный буфет — тем более. Там вечный гам и давно надоевшие плоские шутки сотрудников Социологической комиссии. Захотелось отправиться в ресторан, поесть неторопливо, со вкусом. А заодно еще раз обдумать ситуацию.

На Московском, в десяти минутах ходьбы, был хороший ресторан. Калинов предупредил Милбери, надел на левую руку вибрас и переключил тейлор в режим секретаря.

На улице сегодня было жарко. Метеорологическая комиссия, руководствуясь ей одной известными глобальными соображениями, в этом году долго не давала петербургской осени по-настоящему вступить в свои права. Калинов шагал, с вожделением обозревая симпатичные фигурки женщин. Мысли его перекинулись к Алле и Зяблику.

Странное дело, — подумал он, — что-то непонятное угрожает моему старому приятелю, а я даже и не дергаюсь. Отношусь к этому как к обычной рутине. Похоже, на меня вновь легли цепи бюрократа.

Закончу дело, и в отпуск — стряхнуть с себя унылый прах государственной машины… Да, как ни крути, а чиновник, сколь бы прекрасным человеком он ни был, со временем костенеет душой, запутываясь в веригах административных структур…

Он саркастически усмехнулся, по достоинству оценив псевдопоэтическую окраску последней мысли.

Спину кольнул чей-то взгляд. Калинов расслабился, замедлил шаг. Сел на скамейку в скверике у Московских ворот, снял ботинок и, вытряхивая воображаемый песок, огляделся. Все было спокойно. Но на всякий случай он покрутил пуговицу на рубашке, зафиксировав всех, кто шел следом, и отправился дальше.

В ресторане он уселся за свободный столик, сделал официанту заказ. Когда принесли холодное мясо, торопливо взял вилку и нож: есть хотелось уже невыносимо. И тут к нему подошел лощеный метрдотель.

— Простите, сударь. Вы не будете против, если я посажу за ваш столик даму? — Он лихо подмигнул Калинову. — Дама очень симпатичная!

Калинов слегка поморщился — кажется, подумать не удастся, — но скрепя сердце согласно кивнул: женщины не должны ждать.

Дама в самом деле оказалась симпатичной, брюнетка лет двадцати пяти со свисающей на глаза челкой. На ней было сильно открытое по летней моде платье из кумача, подчеркивающее форму и цвет прически, в руках черная сумочка. Метрдотель усадил даму напротив Калинова. Она положила сумочку на свободный стул, сделала заказ. Голосок оказался неожиданно звонким, почти девчоночьим. Когда официант ушел, дама повернулась к Калинову, одарила его вызывающе-убийственным взглядом карих глаз и представилась:

— Марина.

— Саша, — сказал Калинов.

— Отпускник?

— Да, — соврал Калинов. Сердце его вдруг дало перебой. — Из славного города Твери.

Марина понимающе усмехнулась:

— В Питере раньше бывали?

— Нет, — соврал Калинов и физически ощутил свою глупость. — Впрочем, был. Давно, в детстве.

— Почему?

— Что — почему? Почему был или почему давно?

— Почему давно? Не переносите джамп-связи?

— Да нет, просто этот город меня раньше не привлекал. Я предпочитал пропадать в Москве.

— Зря! — обиженно сказала Марина. — Москва всегда была большой деревней. Такой осталась и поныне… Хотите, буду у вас экскурсоводом?

Калинов подчеркнуто равнодушно скользнул взглядом по ее плечам и бюсту и сказал:

— Хочу! Но только вечером, после обеда у меня кое-какие дела. Надо встретиться с приятелем… А вы действительно экскурсовод?

— Да, профессиональный.

Принесли заказ, Марина принялась за еду, время от времени стреляя в Калинова глазками. Глазки были любопытные и колючие. Привлекательные были глазки. Калинов мысленно сравнил ее со своей женой. Вита была интереснее, одни волосы чего стоили! Он ведь всегда испытывал антипатию к брюнеткам… Марина улыбнулась, и ему совсем не захотелось испытывать к ней антипатию. Симпатию испытывать было гораздо приятнее… Впрочем, он тут же напомнил себе, что находится на службе.

Не отрываясь от еды, он осторожно осмотрел зал, пытаясь определить, нет ли тут соглядатая: уличный колкий взгляд все еще лежал отметиной на его спине. Но нет, кроме Марины, никто им не интересовался, а если и интересовался, то делал это не впрямую. Манипулировать с пуговицей в присутствии девушки было бы еще большей глупостью, чем выдавать себя за приезжего, и Калинов успокоился. В конце концов, рано или поздно он наблюдение, если таковое существует, обнаружит. Профессионал, господа, сами понимаете!..

За соседним столом устраивалась обедать семья полистов. Муж и прима были приблизительно одного возраста: лет тридцати пяти. У них было двое детей: мальчик и девочка, судя по всему — погодки. Беременная секунда была совсем молодой девчонкой, лет на пятнадцать моложе примы. Она садилась на стул медленно: большой живот изрядно мешал ей. То, как суетились вокруг нее прима и дети, выглядело довольно трогательным. Глава семьи с нежностью и гордостью посматривал на обеих своих жен и время от времени шикал на суетящихся отпрысков.