Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин Страница 29

Наша лодка, беззастенчиво величаемая кораблем, стремительно неслась по длинным пологим волнам, рассекая их и обгоняя. Вместе с нами и тускло светящимися серыми волнами к далекому берегу, к встрече с бифэнем, казалось, рвались и птицы, и ветер, и даже затянувшие небо грязно-желтые облака, подсвеченные невидимым солнцем. И может быть, потому, что мы двигались в том же направлении, что и весь окружающий нас мир, на душе у меня стало спокойнее. В конце концов, именно мы, люди, — представители, если не сказать вершина, магистральной линии развития природы, и победа должна достаться нам. Шапу, шуаны, цилини, бифэни — это все результат заблуждения, неудачного эксперимента…

— Вон опять появился. Здоровый, дьявол! — Рыбак, сидящий впереди, вытянул руку, указывая на бифэня, совершившего очередной прыжок над водой. На этот раз значительно ближе к нам.

— А что, у этих тварей и правда сохраняется человеческий разум?

— У них? — Рыбак снова ткнул рукой вперед. — Откуда же у них разум может взяться?

— От людей, которыми они были до посещения Лабиринта.

— Что? Это они-то были людьми? Ну ты даешь! — Он обернулся ко мне и, вспомнив, с кем имеет дело, кивнул: — Ну да, понятно, в это все горожане верят. Но это ерунда. Бифэни никогда людьми не были, да и цилини тоже. Это же обычные животные, такими они становятся после того, как случайно побывают в Лабиринте. Да что ты на меня так смотришь? Верно я тебе говорю! Если бы они разумными были, разве бы мы с ними справились? Да хоть на рыб взгляни — ты, Пришедший, разве такую мерзость где-нибудь видел? Это раньше, старики рассказывали, были у нас рыбы как рыбы.

— Вот это да! — У меня словно пелена с глаз упала. — Ну ясно, так оно и было! Вот только как звери и рыбы в Лабиринт попадают?

— Хо! Так что такое Лабиринт? Это же скала! Просто большая скала, здоровенный этакий утес — нас как-то штормом к нему принесло, — стоит в северной части острова и одним краем уходит в океан. Мало ли в такой скале расщелин, нор, дыр, пещер разных может быть, и каждая — ход в Лабиринт. Кто же дурной живности вход туда закажет, если даже люди в него табунами идут? А потом разбегается, расползается, расплывается всякая нечисть по всей округе, и нету от нее никакой жизни. Во, снова показался. Ну погоди, допрыгаешься! — Мой собеседник погрозил океану кулаком.

— Дела… — протянул я растерянно. — Постой, а почему же тогда из Лабиринта не выходят трехногие люди? Я слышал, он может сменить облик и даже пол человека, ну, приделать ему вторую голову, например?

— Вот чудак! Да разве ж я знаю почему? Наверно, потому, что человек — он и есть человек. И не в силах из него Лабиринт овцу сделать. Вот скажи, почему он из рыб не делает птиц? Не знаешь? А я так даже и не интересуюсь! По мне, так лучше человеку третью ногу приделать — мужчине, конечно, — чем душу из него вынимать. Видал небось шуанов и шапу? Я бы вторую голову предпочел получить, чем таким стать. Хотя, говорят…

— Внимание!

— Слушай, последний вопрос. А почему та лодка вместе с нами не пошла? Вместе мы бы с этим прыгающим гадом легче управились.

— Это ты о корабле Идо? А сеть кто поставит? Сегодня сеть не поставишь — завтра полдеревни без рыбы останется. Ну, тихо, сейчас начнется.

— А если мы не вернемся?

— Придется ребятам завтра потрудиться — одним сеть выбирать. Но ты не бойся: надводного бифэня для Паоси прикончить — это тьфу, проще, чем хоботника раздавить.

Я усмехнулся: хоботником рыбаки называют местного гнуса, который отличается от комаров, водящихся в пригородах Хачинска, только ярко-алой окраской.

— Да поможет нам Огненная Черепаха!

— Она поможет, верь, — кивнул рыбак и ободряюще улыбнулся, обнажив щербатые зубы.

— Парус убрать, весла левого борта на воду!

Бессильно трепыхаясь, промасленное полотнище паруса поползло вверх, к поперечине, укрепленной на вершине мачты, плеснули весла левого борта. Паоси склонился к ложу большого арбалета и, повернув какой-то рычаг, направил стрелу в хмурое небо. В ровный плеск волн вторгся громкий всплеск и длинный шорох — Прыгающая Камбала плавно вошла в воду в сотне метров от лодки.

— Готовьтесь! — крикнул Паоси.

Руки вкогтились в весло, ноги слились с подставкой, тело превратилось в сжатую пружину, готовую мгновенно распрямиться, чтобы уберечь лодку от падающего бифэня. На спине моего недавнего собеседника буграми вспухли мышцы, не мускулы — опухоли толщиной с руку.

— Пошел! — выдохнул кто-то со стоном.

Послышалось громкое чмоканье, и из зловещесерых волн навстречу лодке вырвалось белесое извивающееся тело — словно носовой платок с черной окантовкой. То ли колоссальная манта, то ли скат, то ли ромб детского змея. Плоский, он совершал волнообразные движения, будто пытался пролезть в узкую щель между тучами.

Раздалось густое, басовитое пение тетивы, лодку резко толкнуло назад, обдав нас дождем брызг, и голос Паоси рявкнул:

— Левый борт!

— Хэх! — разом гаркнули гребцы левого ряда, уводя лодку в сторону, следом за ними и мы взрезали веслами упругую воду.

Необходимости в этом уже не было, мы выполняли маневр автоматически, внутренне смеясь и рыдая от счастья. Мы спаслись. Более того, мы победили!

Радостный крик Паоси возвестил о том, что он не промахнулся — стрела достигла цели. Казалось, это вовсе не длинная стрела из тяжелого темного дерева, с зазубренным кованым наконечником, а тонкая соломинка, еле различимая на фоне туч иголка ткнулась в неудержимо мчащийся на нас ковер и остановила его. Плоское тело бифэня дернулось, словно его свело судорогой, он метнулся в сторону и стал падать.

Оглушительный шлепок многотонной туши о воду, фонтан брызг и волна, качнувшая лодку, заставили нас бросить весла.

— Паоси! — нестройный, но искренний рев только что улизнувших от лютой смерти людей вырвался из двух десятков глоток и разогнал сгустившиеся над лодкой тучи. — Паоси!

Кто-то заорал псалом Огненной Черепахи, уберегшей своих детей, кто-то, покинув скамью, бросился обнимать Паоси, кто-то, сорвав с шеи амулет, швырнул его в океан: морские духи и на этот раз защитили — пусть примут дань любви и уважения от спасенных людей.

Сидящий впереди рыбак обернулся ко мне, на лице его блуждала сумасшедшая улыбка.

— Говорил я?! Говорил?! Живем, друг! — Он с размаху хлопнул меня по плечу.

Я ответил ему тем же, вложив в удар всю силу своего чувства:

— Живем!

* * *

— Дигуан! — еле слышно прошелестело над моим ухом. Я открыл глаза и увидел Дэя, сидящего на корточках и настороженно вглядывавшегося в темноту хижины.

— Пошли. Пока все спят, ты сможешь поговорить с Шун.

Я накинул плащ и вслед за Дэем вышел из хижины.

— Она знает, что я приду?