Обмен заложниками - Иван Наумов Страница 29

Может быть поэтому они так быстро заговорили по-русски, сведя на нет даже намек на акцент всего лишь за несколько месяцев. Лекс понимал, что, говоря о цивилизации, стоящей на паре ступенек впереди, нужно избавляться от стереотипов, от зауженности собственного сознания, но это было не проще, чем представить себе четвертое измерение или отрицательное время.

Лексу казалось, что его жизнь устоялась и будущее приняло, наконец, какие-то устойчивые очертания. Он сработался с инопланетными мастерами, гордился тем, что получил место в Центре, каждая вахта вбрасывала в кровь необходимую порцию адреналина, и только Дэйзи, только Кары не хватало в сложившейся схеме. Но Лекс был уверен, что уж эту-то заминку он устранит не сегодня-завтра, и смотрел вперед с оптимизмом и спокойствием.

Какими хрупкими иногда оказываются самые крепкие с виду вещи…

Какой извилистой может быть дорога, прикидывающаяся прямой…

Бывают дни, когда каждое мелкое и незначительное событие становится почкой, ростком будущей длинной истории. Потом уже случайность начинает казаться закономерностью, знаком судьбы и навсегда оседает в памяти магической пиктограммой. Для Лекса наступал как раз такой день.

На входе в Склиф он показал удостоверение Центра.

— В онкологию? — без особого интереса уточнила дежурная сестра, выдавая ему белый халат и бахилы. — Проходите, мастер.

Формальное обращение неожиданно укололо.

Замер в лифте. Молоденькие медсестрички, не смущаясь его присутствия, щебетали о контрацепции. Старая добрая медицинская непосредственность. Лекс вжался в стенку, стараясь обращать на себя поменьше внимания. Да что ж это я, почти дома, а веду себя, как тать в ночи? Словно перебежчик, а проведенные здесь пять лет и в зачет не идут?

Злясь на себя, глядя в пол, прошел по бесконечно длинному коридору до палаты очередника. Опухоль кишечника в четвертой стадии, метастазы в легкое, желудок, мочевой пузырь. Счет на дни. В палате пахло смертью.

Старик в снежно-белой рубахе медленно повел мутными глазами на звук открывающейся двери.

— Инженер Алеша пожаловали! Уж думал, вы мне приснились…

— Здравствуйте, Максим Викторович! Все хорошо. Рад сообщить, что сегодня вечером вас забираем. Придет челн, и уже ночью ляжете на стенд.

Старик едва пошевелился, улыбнулся горько и презрительно.

— Дождался, стало быть, путевочки… Расписаться, небось, надо?

— Да. — Лекс проводил процедуру уже, наверное, в сотый раз, и опять удивлялся, откуда в смертельно больных почти всегда появляется желание как-то поддеть мастера. Он уже привык пропускать это мимо ушей. — Маленькая лекция — так положено.

— Давай, лектор, ври складнее!

— Максим Викторович, вам предстоит пройти процедуру погружения в принудительную кому. По-другому она называется «хаджат» и обеспечивается нашими инопланетными коллегами. На настоящий момент мы не владеем полной информацией ни о принципах действия используемой для хаджата аппаратуры, ни теоретическим обоснованием способа лечения.

— Гипские прянички, — процедил старик. — Сами видите, терять мне нечего! Валяйте.

— Ваш организм подвергнется воздействию искусственно созданной гипами субатомарной структуры. Она замедлит ваш метаболизм, приостановит все функции, включая сознание, дыхание и кровообращение. А потом на стенде будет проведена процедура, которая разрушит злокачественные образования.

— Что, Алеша, многих уже гипам сбагрил, да? Говоришь как поёшь!

— Многих, Максим Викторович, — ответил Лекс, ущипнув себя за ногу, чтобы не вспылить. — В Таганроге сейчас начинают серийный выпуск стендов, так что скоро очереди сократятся, будем успевать… Не будем опаздывать… — он сбился.

Сотни, тысячи таких стариков просто мрут в тихих палатах на руках беспомощных врачей. И вопрос даже не денег, как было до гипов, когда курс химиотерапии обходился такому пациенту в пенсию за пять лет вперед. Просто не хватает, чудовищно не хватает стендовых камер, софта, толковых и ответственных программистов, обученных гипами мастеров…

— Не переживай, инженер, — голос старика смягчился, — мы, старые, всё назад смотрим больше, вспоминаем, жалеем. Моя Оля — ох, как плохо померла! — а я вот живой. С вашей помощью и еще потелепаюсь. Ёрничаю — так не со зла же.

— Давайте закончим, Максим Викторович! Вот здесь и здесь, где галочка…

Выйдя в коридор, Лекс разминулся с высоким сутулым врачом, профессором, преподававшим в туманном «когда-то» спецкурс по анатомии мозга. Надо же, все такой же стремительный, рассеянный, руки как грабли — будто и не прошло пятнадцати лет… Лекс вжал голову в плечи и повернул в противоположную сторону.

— Алексей, подождите! — за спиной послышались торопливые шаги.

Лекс покорно остановился.

— Леша, вы же все равно сюда ходите! — сказал профессор, слегка задохнувшись. — Зачем тогда избегаете меня? Могли бы и заглянуть на глоток танина — не съем!

— Да нет, Артур Владиленович, — замялся Лекс, — просто всегда на бегу…

…Чай профессор заваривал в тонкой колбе медицинского стекла.

— Греете воду до ста тридцати, не больше, — с удовольствием объяснял Артур Владиленович свою особую систему, — а то может раньше времени рвануть. Для заваривания требуется заварка и общая тетрадь…

Осторожно поднял над широким горлом колбы, стоящей на газовой горелке, маленькую пачку дешевого чая, в другой руке заготовил толстый черный блокнот.

— Перегретой воде достаточно любой царапинки или пылинки, чтобы началось парообразование. Поэтому важна синхронность. Вот так!

Отработанным движением профессор одновременно опрокинул в колбу пакетик с заваркой и закрыл горловину тетрадкой, как крышкой. В колбе бухнуло, из-под корешка блокнота вырвалась струя пара.

— При таком интенсивном заваривании любые дрова вкус приобретают… Максима Викторовича забираете?

— Да, уже сегодня хаджат.

— Я, голубчик, давно вас собирался к себе заманить! Вроде, коллеги, а обмена информацией — ноль. Как-то антинаучно получается, не находите?

— Артур Владиленович, я же простой мастер, да и подписку никто не…

— Бросьте, Леша, финтить! Вот как на экзамене мне тогда взялись небылицы рассказывать, так и сейчас — не меняется человек! Вы что думаете, рецепт хаджата выспрашивать буду? Или принципиальную схему ваших стендов?

Лекс усмехнулся.

— Правильно понимаете — не буду! Что толку Леонардо от микросхемы? Но даже если наша микробиология находится на пещерном уровне, это не отменяет прогресса, не так ли?

Профессор, обхватив колбу свернутым полотенцем, разлил по-настоящему черный чай в щербатые кружки.

— Сахар?

Лекс кивнул. Профессор, не останавливая приготовлений — на стол из лабораторного шкафа перемещались сухарики, сахарница, алюминиевые ложки, две пластиковых рюмочки, мензурка с черепом и костями, — продолжал: