Вещий. Разведка боем - Юрий Корчевский Страница 28

Как же Лена еду достала? Дом сгорел, денег нет, самой есть нечего… Думаю – сейчас ей и обратиться не к кому. Кто меня знал – наверняка отвернулись. Вот попал так попал. И в чем моя вина? Что себя не жалел города для? Сгоряча ведь и вздернуть могут – самой позорной для воина казнью.

Я решил подождать дознания или суда. Коли истина вскроется – меня освободят, а если присудят к смерти – сбегу. Ну его к черту, этот «гостеприимный» город.

Я оглядел камеру. Люди, на которых падал мой взгляд, боязливо отворачивались. Похоже – эти двое, коих я жизни лишил, были здесь за главных, а тут заявился еще один, который оказался круче. Плохо, если усну, а они мне – ножом по шее. При аресте не обыскивали; с меня сняли пояс с саблей и ножом, а про кистень в рукаве никто и не подумал. Думаю, и остальных не досматривали.

Чтобы себя обезопасить от сюрпризов, я приказал всем построиться, обыскал каждого. Сидевшие в узилище поняли досмотр по-своему – отдавали мне кольца, деньги. Для них было непонятно – почему я им все это сразу и возвращаю.

Я нашел пару кастетов и один нож. Выбросил все это через решетку. Хоть спать спокойнее буду. Никто не оспаривал, все сидели молча. Видимо, меня боялись. Ну и пусть, начхать. Меньше приставать будут, наглядный урок на глазах произошел.

А пока надо выспаться, завтра трезвая голова нужна. Я улегся на солому и уснул.

Утром загремела дверь, внесли ведро с водой и кружку. Узники напились, а ближе к полдню всех увели из поруба. Всех, кроме меня.

Почему меня не отвели на суд? Мучила неизвестность, я беспокоился за Лену. Толпа неуправляема, сочтут за полюбовницу лазутчика татарского – запросто забьют камнями.

Видимо, суд закончился, дошла очередь до меня.

Заскрипела дверь, заглянул дружинник:

– Выходи!

Во дворе бросилась в глаза виселица. Свежая, из ошкуренных бревен – вчера ее еще не было. А на ней – мои сокамерники болтаются в веревочных петлях. По спине пробежал холодок. Но меня вели не на суд, а в избу воеводы.

Войдя, я поздоровался. Никто не ответил. Плохой признак. За столом сидел воевода, рядом толпились знакомые и незнакомые мне люди. Мужик из вчерашней толпы подтвердил, что стрелял в меня и был я в татарском халате и шлеме. И в достоверность своих слов перекрестился и поцеловал крест. Потом заслушали Михаила с забинтованной рукой, пушкаря Федора. Дошли до трех дней, когда меня никто не видел. Я рассказал о схватке с татарами, освобождении русских из плена, о еще одном бое, о том, как вывел людей с ушкуями Ивана Крякутного.

– И где же Иван?

– Людей и ушкуи в Муром увел, дожидается снятия осады.

– Ну что ж, подождем, когда вернется. И еще вопрос – как уходил из крепости и как возвращался?

– То секретный разговор, воевода.

– Говори, у меня от дружинников секретов нет.

– Слышал ли ты, Хабар, о ходе тайном?

Воевода выпучил глаза.

– Помолчи! Все – вон из избы.

Дождавшись, пока все выйдут, спросил:

– Откуда про ход знаешь?

– Невеста моя, Лена – она рассказала. Ход еще отец ее строил.

– По ходу, не зная секретов ловушек, никто пройти не сможет.

– Я-то смог – вот он, живой, перед тобой стою.

– Неужель сам догадался?

– Кое-что Елена подсказала, что-то сам: палкой впереди себя щупал, через проволоку переступал.

Воевода помолчал.

– Есть там проволока, и яма волчья с кольями есть, похоже – правду говоришь. Придется погодить тебя вешать, хотя место одно на виселице оставили. Жду седьмицу; не появится Иван, не подтвердит слова твои – быть тебе повешенным. Эй, дружина, в поруб его!

Меня увели. Что ж, не повесили сегодня – уже хорошо, есть время самому какие-то шаги предпринять.

В порубе я был один, никто не мешал. Улегшись на солому, стал размышлять. Сейчас мне могут помочь Иван и женщины, которых я вызволил из татарского плена. Такое количество свидетелей никому не опровергнуть. Только далеко Иван, и еще – по прибытии в Нижний женщины с ушкуев разойдутся по родным местам – в деревни, в город. Пойди собери их потом. Единственное – попробовать ночью войти в сон к Ивану, внушив ему, чтобы он как можно быстрее в Нижний возвращался.

Время до вечера тянулось медленно. Есть хотелось ужасно. Вчера хоть кусок хлеба с салом съел, а сейчас только воды попил. В животе урчало. Если меня будут морить голодом, то судить и вешать не придется – некого будет.

Видно, Господь принял мои молитвы. За окном раздался шорох, за решетку окна ухватились две руки – явно женские, показалось лицо – Елена! Я радостно подскочил к окну, погладил ее руки.

– Здравствуй, любимая!

– И ты здоров будь, Юра. Как ты тут?

– Сижу – что мне еще остается?

– Я покушать принесла немного, что смогла, собрала. Извини, денег больше нет.

– И на том спасибо. – Я принял из ее рук узелок. – Ты где сейчас живешь – дом-то твой сгорел.

– У соседей – приютили добрые люди, там меня найти можно. Я каждый день приходить буду. Ты прости меня.

– За что?

– Я виновата, что ход подземный, тайный показала.

– А как бы мы тогда в крепость проникли? Нет, вины твоей ни в чем нет, просто обстоятельства так сложились.

Снаружи раздался голос стражника:

– Уходи, разговаривать нельзя. Ежели передача есть – через меня отдашь.

Елена ушла. Я развернул узелок – лук, яйца вареные, хлеб. Не густо, но и на том спасибо. Не думаю, что она сама ела лучше.

Я сразу слопал все, стряхнул с тряпицы крошки, бросил в рот. Запил водой из ведра. Жизнь стала казаться не такой мрачной.

Улегся на солому. Мысли были невеселые – неужели до воеводы дошла весточка князя Овчины-Телепнева? Тогда он может передать меня людям князя или вынесет смертный приговор. Как споро решаются такие дела, я уже успел утром увидеть. Сбежать? Стены для меня – не преграда, на руках наручников нет, оружие потом раздобуду, кистень при мне. Вот только искать меня будут люди князя как носителя секретов и нижегородцы – как татарского лазутчика, что еще хуже. Велика ли Русь? Когда-нибудь найдут, а хуже того – имя мое будут произносить с отвращением. Предатель – он и есть предатель. Нет, уж если бежать – так только в последний миг, когда уже ясно будет, что смерть рядом и другого выхода просто нет. А пока нужно набраться терпения и ждать. Нелегко это – ждать, когда от тебя ничего не зависит.

За размышлениями прошел день, за окном стемнело. Выждав еще часа два, я закрыл глаза; сосредоточившись, вызвал в памяти образ Ивана. Сквозь туман медленно проступило его лицо. Ну и сон же у Ивана – скабрезный и похотливый до неприличия.

Выбрав момент, я попытался внушить ему мысль, что со мной беда и выручить может только его скорое прибытие в Нижний, причем женщин просил не отпускать, а всем табором идти к воеводе. Я еще несколько раз повторил ему эту мысль, не дай бог – проснется утром и забудет.