Ядерный Вий - Алексей К. Смирнов Страница 28

Папкин задумался.

— Как? Пшик — и нету.

Мамкин закрыла лицо руками. Из-под ладоней послышалось отрывистое взрыкивание, мало чем напоминавшее плач.

— Потом и я пшикнусь, — сказал Папкин. — Достану веревку, подставлю табуретку.

— Заткнись, сволочь! — простонала Мамкин. — Мы положим его в больницу.

— Положим, — не стал спорить Папкин.

Мамкин размахнулась и отвесила ему оплеуху. Папкин схватился за ухо и вытаращил глаза. Он стоял и раскачивался. Мамкин замахнулась снова.

…Толик разглядывал азбуку. Он перелистывал страницы и сосредоточенно мычал под нос знакомые буквы.

Детали конструктора были свалены в коробку, коробка — задвинута в угол. Толик больше не интересовался конструктором.

Рядом с азбукой сидел тряпочный медведь и тоже учился.

— Пойми простую вещь, — голос Мамкин был ровен и бесцветен. — Все произойдет здесь, дома. Никто не даст мне направления в больницу с такими жалобами.

— Ты же только что собиралась его пристроить, — Папкин ничего не понял и остановился на полпути к бару, с занесенной ногой.

— Я о другом, — пробормотала Мамкин. — Позвони Лыковым, попроси у них кроватку.

— Не спеши, не надо гнать гусей…

— Позвони, — упрямо повторила Мамкин. — Скажи, что… что это ненадолго.

— Завтра, — буркнул Папкин и опустил ногу. Все это время он держался за стенку.

— Дай мне руку, — потребовала Мамкин. Тот послушно протянул ладонь. Мамкин взяла ее и приложила к своей груди.

— Отстань, — поморщился Папкин. — Не до того, тошно.

— Идиот, — она покачала головой. — Потрогай.

— Ну, потрогал. Что дальше?

— Набухла, что. Чувствуешь?

Папкин с неожиданной брезгливостью помял грудь двумя пальцами.

— Мерин, — сказала Мамкин уничтожающе. — Не помнишь, какая у жены сиська.

— Тебе мерещится, — огрызнулся Папкин. — Пустишь ты меня, или нет?

— Успеешь. Сначала позвони Лыковым. И… попроси у них какую-нибудь одежду. Мы же все раздали.

— Дай, я пройду!

— Успеешь, тебе сказано. Я забрала его из сада. С ним уже никто не общается. Воспитатели его сторонятся, как чумы.

— Бери отпуск, сиди с ним…

— Я уже взяла. Но не отпуск. Я ушла с работы. Погоди, запойная скотина, скоро до тебя дойдет.

Это подействовало. Папкин снова остановился.

— Что ты мелешь! Рехнулась? — А что мне остается? Не могу же я появиться на службе в таком виде.

— Да в каком-таком виде? О чем ты?

— Увидишь. Немного осталось.

— Я найду эту суку с дудочкой, — Папкин сжал кулаки. — Этого долбаного колдуна. Я засуну ему дудочку в…

— Плюнь на него. Он сам перетрусил и сбежал.

— Неважно! Разыщу экстрасенса, бабку! Его у меня наизнанку выворотит! И Свина расколдуют!

— Позвони Лыковым, — устало повторила Мамкин и скрылась в спальне.

Папкин отпер дверцу бара, наполнил стакан.

— Дай мне, — попросил Толик. — Я хочу соку.

— Это не сок. Тебе нельзя.

— А что это?

— Транквилизатор.

— Тан…кизатол, — повторил Толик удовлетворенно.

8

Папкин стоял перед раковиной и охлаждал бутылочку с кипяченым молоком.

Из спальни доносилось требовательное кваканье.

На столе стояло блюдце с тертым яблоком. Из рациона Толика постепенно исключались взрослые продукты — в той же последовательности, в какой некогда добавлялись, только наоборот.

Горлышко бутылки плотно облегала толстая соска.

У Папкина дрожали руки. Ему казалось, что в квартире поселилось привидение.

Он взвесил в ладони бутылочку, гадая, достаточно ли она тяжела, чтобы проломить пятимесячную голову.

Его передернуло. Конечно, он не сможет этого сделать. И яду не сможет подсыпать.

Когда он вошел в комнату, Мамкин уже держала Свина на руках. Свин корчил рожи, беспорядочно взмахивал ручками, хныкал.

— Я напрасно уволилась, — Мамкин истерично хихикнула. — На все про все хватило бы отпуска. Он завтра исчезнет.

Папкин передал ей бутылочку.

Толик нахмурился, зачмокал; Мамкин приподняла донышко пальцем, чтобы молоко закачивалось быстрее.

Папкин отвернулся.

— Нет, ты смотри, — пропела Мамкин, и в ее пении было больше истерики, чем в смехе. — Это твоя работа. Ты нашел фасилитатора.

— Я найду его снова, — в сотый раз пообещал Папкин.

— Ищи сколько влезет. Скоро ты будешь свободен. Не надо ходить в садик, нянчиться…

— Заткнулась бы ты.

— Сука.

Папкин сжал кулаки. Мамкин довольно улыбнулась.

Толик, прощально чавкая, отвалился от бутылочки. Мамкин машинально оценила, сколько он выпил.

— Умница, — похвалила она: тоже автоматически. — Ложись, отдыхай.

Папкин ущипнул себя за руку. Он много раз читал, что так полагается делать в различных сомнительных ситуациях. В момент щипка он некоторым образом следил за собой со стороны.

"Что я ерундой занимаюсь?"

Он пригляделся к стенам, углам, затененным нишам. Ему казалось, что он сумеет уловить нечто — движение воздуха, вибрацию, скользкую тень. Где-то прячется живой насос. Иначе куда все девается?

— Сходи в аптеку, — приказала Мамкин, поправлявшая Толику одеяло. — Купи побольше ваты, бинтов. Что-нибудь от боли, но не анальгин, покрепче. Йод у нас есть.

— Что это ты надумала?

— Я надумала? Это ты не додумал. Нам гарантировали статус кво.

— Сам знаю, не глупея тебя. Он не уточнил, на какой момент.

— Узнаешь в ближайшем будущем.

— Меня смущает слово «будущее».

— Тебя ничего не смущает. Водку жрешь, сволочь, с утра до вечера, а я крутись.

9

Папкин метнулся к окну. Мамкин так орала, что он боялся свидетелей с улицы. Действительно, под окнами остановились две чинные дамы. Какая-то часть Папкина, назвавшего про себя их дамами, привычно позлорадствовала: определение было формальным, поверхностным.

— Помоги же ему! — прохрипела Мамкин.

Папкин не шевельнулся.

— Расслабься, — процедил он ледяным голосом. — Он справится, можешь не волноваться. Этот не пропадет.

Он продолжал смотреть в окно. За спиной раздавалось настойчивое хлюпанье; Мамкин взрыкивала, то и дело срываясь на пронзительный визг.