Код Марии Магдалины - Линн Пикнетт Страница 28

«Если доводить анализ до логических выводов, эти законы о чистоте практически выводят женщин за пределы еврейского народа. Это великолепно иллюстрирует Храм, который был завершен во время Христа. Храм определял различные градации святости в виде ряда концентрических кругов. В центре была Святая Святых, куда мог входить только первосвященник один раз в год в День Искупления. Перед Храмом был двор священников, куда не было доступа простым людям. Его окружал двор для всех остальных иудеев, далее шел двор женщин, а за ним место для гоев — неевреев. Во время менструации или ритуальной нечистоты после рождения ребенка женщине не позволялось входить в женский двор, и она официально оказывалась в той же категории, что гои» [108].

Иудаистские предрассудки в отношении участия женщин в религиозной деятельности нашли четкое отражение в письмах Нового Завета, написанных Савлом из Тарсиса, позднее ставшим Павлом, где — характерная особенность отсутствия биографических подробностей жизни Иисуса никогда не упоминается Мария Магдалина или его явление ей в саду после воскресения. Павел делает все возможное, чтобы утвердить мужское главенство, говоря:

«…Христос умер за грехи наши, по Писанию. Он погребен был… и воскрес на третий день, по Писанию… явился Кифе, а затем Двенадцати. Потом явился более нежели пятистам братий в одно время… потом явился Иакову, также всем Апостолам…» [109]

Отметьте тщательно подобранное слово «братий» — согласно Павлу, ни одна женщина не видела воскресшего Христа, а подразумевалось, что «все Апостолы» просто означает мужчин — что еще это могло значить, поскольку всем известно, что все апостолы были мужчины? Хотя ке теперь многие христиане возражают против причисления Марии Магдалины и других женщин, таких как Иоанна и Саломия, к основной массе «учеников», согласно гностическим Евангелиям она была не просто ученицей, но лидером апостолов. Гностические еретики часто называют ее «апостолом апостолов» (Apostola Apostolorum) и даже с большей точностью «первым апостолом», веря, что именно Иисус присвоил ей этот титул. Более того, согласно текстам Наг-Хаммади и другим гностическим источникам, он пошел дальше, называя ее — «Всё» и «Женщина, которая знает Всё», что подкрепляет утверждение, что она одна из всех последователей, мужчин и женщин, знала его тайны. Не случайно великая египетская богиня любви Исида была известна под именем Всё».

Книги были спрятаны в Наг-Хаммади в IV веке, когда отношения между победоносной Римской церковью и «еретическими» гностиками стали опасно враждебны. Вскоре гностики были до такой степени оттеснены, что их вера и писания высмеивались как глупость, а сами либо принимали жертвенную смерть (судьба, которую гностики, в отличие от христиан, себе не желали, поскольку считали жизнь даром Бога, а стремление смерти рассматривали как грех), либо исповедовали религию втайне.

Но что сделало гностиков такой серьезной угрозой Римской церкви и почему сегодня их давно утраченные алия обычно игнорируются в проповедях, семинари на дискуссиях о Библии?

Ожесточенная вражда

Один из гностических текстов, который стал достоянием общественности задолго до находки 1945 года в Наг-Хаммади, был известен под названием «Пистис София», или «Мудрость веры». Он был куплен Британским музеем в 1785 году. Рукопись выглядела как работа двух разных авторов, один из которых имел отличный почерк с тщательно выписанными буквами, а другой писал дрожащей старческой рукой [110]. В этой книге Иисус возвращается через двенадцать лет после своего вознесения на небеса и собирает своих ближайших учеников, чтобы обменяться взглядами на свое учение. Духовную мудрость олицетворяет «София», и ее сложные духовные поиски — всегда в стремлении к «Свету» совершенства — составляют главную тему продолжительных наставлений по вопросам веры Иисуса и вопросов его учеников. Хотя текст в основном посвящен любимой теме гностиков «Мистерии» и сложной реальности небес и ада, что делает ее почти нечитаемой, «Пистис София», тем не менее, остается важной книгой, поскольку дает совершенно иную картину взаимоотношений Иисуса и Марии Магдалины по сравнению с традиционной.

«Пистис София» показывает, как Магдалина — вместе с другими женщинами, такими как ученица Саломия, — постоянно выступает и отвечает на вопросы Иисуса с огромным энтузиазмом, умно и часто имеет отчетливое превосходство над оппонентом. Это не очень нравится мужчинам. Складывается картина, что Магдалина и ее сестры по «свету» оттирают учеников, подобных Симону Петру, из первых рядов, как это делают дети, привлекая внимание учителя. В шестой книге «Пистис София» Петр говорит: «Господь мой, пусть женщины перестанут задавать вопросы, чтобы и мы могли задать вопросы», на что Иисус отвечает приказом, обращенным к женщинам, позволить и мужчинам высказаться, но ему и в голову не пришло запретить им говорить вообще.

Неудивительно, что постоянный триумф женщин раздражал мужчин: Филипп, который был писцом, заносившим на бумагу вопросы и ответы, жалуется, что его обязанности не дают ему возможности активно участвовать и беседе, в то время как Магдалина всегда в центре внимания

(Иисус тут же позволил ему говорить.) Вся книга как перцем, пересыпана фразой «и Мария снова продолжала…». Петр, в частности, был возбужден, раздражен до крайности ее успехами и сказал: «Господь мой, мы не можем далее терпеть эту женщину, потому что она все время перехватывает у нас инициативу и никому не дает говорить, но сама выступает много раз» [111].

В пятой книге «Пистис София» приведен небольшой разговор между Иисусом и Марией, в котором она открыто намекает, что понимает его учение лучше остальных:

«Мария сказала: «Я плохо себя веду, задавая тебе вопросы. Но не сердись на меня, если я буду спрашивать обо всем».

Иисус сказал: «Спрашивай, что хочешь».

Мария сказала: «Мой Господь открыл нам… что и наши братия могут понять это».

Налет снисходительности в ее словах должен показать, что у нее с Иисусом общие секреты, а ее участие в беседе вместе с другими — дань условности, чтобы она могла притвориться всего лишь одной из учениц, столь же невежественной, как и другие.

То, что в сюжете книги дан не просто мимолетный мпок мужскому эго, можно понять из другого отрывка «Пистис София», где описано, как Магдалина выступает после поучений Иисуса, говоря:

«Господь мой, ум мой понимает, и каждый раз я могу выйти и истолковать слова, что сказал ты, но я боюсь Петра, потому что он угрожал мне и ненавидит наш пол» [112].

Эта поразительно живая сцена кажется правдивой, как будто острая ненависть, с которой Петр относился к Марии Магдалине, была столь хорошо известна, что пережила века, даже в том случае, если большая часть остального текста, вероятно, фантазия, состряпанная через много лет после миссии Иисуса. Исходя из этого, вполне обоснованно можно предположить, что любой диалог точно так же будет плодом воображения — скорее всего, сладкой картинкой просветленных учеников Иисуса. Но здесь другой случай: авторы, видимо, свободно обращались со словами Иисуса (почти наверняка в своих собственных интересах), но вражда Магдалины и Симона Петра была слишком хорошо известным фактом, чтобы игнорировать ее или подать в другом свете. Здесь нет банальностей, но есть поразительная сцена реальных напряженных отношений, которые смягчались — только временно — вмешательством Иисуса. (Например, словами, что каждый, «кто полон духом света», имеет равную возможность высказаться.)