Звездоплаватели - Георгий Мартынов Страница 28

— Помню, но всё-таки…

— Меня бы на вашем месте беспокоило другое, — продолжал Белопольский. — Есть одна теоретическая опасность. Подчёркиваю, — только теоретическая. На Марсе бывают песчаные бури. Они настолько сильны и захватывают такую громадную площадь, что мы наблюдаем их с Земли в наши телескопы. На гладкой и ровной поверхности Марса должны быть сильные ветры, вызываемые неравномерным нагревом воздуха в различных частях планеты. Спокойствие атмосферы, которое мы наблюдаем эти два дня, меня очень удивляет. Ветры поднимают огромные массы песка и несут его с большой скоростью. Вот где опасность. Но, повторяю, это опасность теоретическая. Вездеход рассчитан на такой случай. Его мотор должен справиться, а направление можно держать по радиомаяку. Кроме того, бури особенно сильны не здесь, а в тех пустынях, которые мы видели. Не забудьте, что мы находимся на дне глубокой впадины. Вездеход вряд ли выйдет из её пределов. Так что не беспокойтесь, — наши друзья вернутся целы и невредимы.

Белопольский говорил спокойным, ровным голосом. Его доводы были логичны и обоснованы, но Мельникова не обмануло его кажущееся спокойствие. Он отметил про себя пространность речи, столь несвойственную Константину Евгеньевичу. Взяв аппарат, он пролез в люк и направился в свою фотолабораторию.

Белопольский проводил его сочувственным взглядом. Он хорошо понимал его состояние.

«Мы перебрали с ним все опасности, которые нам известны, — подумал он. — Но сколько может быть других, о которых мы понятия не имеем!»

Он вздохнул и повернулся к радиостанции. Красная точка по-прежнему горела ровным, успокоительным светом. Тонкий луч её безмолвно говорил, что на вездеходе всё благополучно. «Мы боимся за них; они наверняка беспокоятся за нас. Что ж, так и должно быть. И так будет все четыре дня», — сказал он самому себе.

Прошёл час, и между вездеходом и звездолётом опять произошёл короткий разговор. Ничего нового не было. Вездеход шёл по такой же местности, что и раньше. Всё было в порядке.

Для Мельникова и Белопольского это утро тянулось нескончаемо долго. Солнце медленно совершало свой путь к зениту. Термометр, помещённый снаружи, показывал пятнадцать градусов тепла.

— И это на экваторе! — заметил Мельников.

— Да, холодная планета.

Судя по высоте Солнца, было около одиннадцати часов «по местному времени», как выразился Белопольский, когда Камов сообщил, что ими пройдено сто километров.

— Мотор работает прекрасно, — сказал он. — Мы пройдём ещё километров пятьдесят, а потом повернём на юг.

Прошло два часа после этого разговора. Наступило время очередной связи, но рация молчала. Стрелка часов давно миновала назначенную минуту, индикаторная лампочка по-прежнему указывала, что радиостанция вездехода работает; лёгкое потрескивание в громкоговорителе свидетельствовало, что рация звездолёта тоже в порядке; но связи не было.

Белопольский решительно включил микрофон.

— Почему молчите? — громко сказал он. — Отвечайте!.. Отвечайте!..

Он подождал и снова повторил те же слова. Мельников, затаив дыхание, напряжённо прислушивался.

— С вездеходом ничего не случилось, — сказал Белопольский, всеми силами стараясь говорить спокойно. — Его станция работает. Может быть, они вышли из него.

— Оба?

Этот вопрос заставил Белопольского вздрогнуть. Камов говорил, что ни при каких обстоятельствах они не покинут вездеход одновременно. Кто-нибудь должен был остаться в нём. Но почему же они не отвечают?

— Сергей Александрович!.. Арсен Георгиевич!.. Почему молчите?.. Почему молчите?.. Отвечайте!.. Отвечайте!..

Ответа не было.

В обсерватории наступило тягостное молчание.

Мельников и Белопольский, скрывая друг от друга мучительное волнение, не спускали глаз с красной точки индикатора.

Оба боялись, что лампочка вдруг погаснет. Еле слышное потрескивание казалось им очень громким, и они каждую секунду принимали его за ожидаемый щелчок включённого микрофона.

Но минуты шли за минутами, а рация упорно молчала.