Зайтан-Бродяга. Тихий город - Илья Слобожанский Страница 28

На возмущения нет времени, впереди послышалось рычание. Закачался камыш, и мы увидели зверя. Здоровенная ящерица с маленькой змеиной головой на длинной шее, выбирается из воды. Сюндель опустил руки и замер с открытым ртом. Таращится он на зверюгу, а та, нюхает воздух, вертит головой, ищет кого бы сожрать. Схватил я Сюнделя за рукав, и дёрнул. Вышел он из ступора, и мы отступили. Тихо, осторожно, крадучись. За спиной опять хлопнуло, следом за первым выстрелом грянул второй, третий четвёртый. Зверюга раззявила пасть, высунула раздвоенный язык и, подминая брюхом и короткими лапами всё на своём пути пошла на нас.

Автоматы плюются огнём, воняет порохом, летят во все стороны стрелянные гильзы. Зверь остановился, раззявил пасть, часто дышит. Не может он понять кто в него бьёт, кто жалит? Пули ударяются в бока, грудь зверюги и улетают прочь. Не шкура, а железо. Не доводилось мне встречаться так близко с змееголовом. Воет он, шипит, клацает зубами.

Опустевший магазин бросил в траву, зарядил полный. Не слышу, стреляет ли кто-то ещё? Куда не глянь кусты, трава. Сердце стучит да так сильно того гляди выскочит. Тяжёлая поступь когтистых лап, шипение и треск ломающихся кустов. Автомат издал прощальный щелчок и замолчал. Пячусь, ищу сменный магазин, а найти не могу. Нога провалилась, треснула ветка и я свалился, упал на спину. Шипит змееголовый убийца, огромный, злой. Раскрывает пасть, ползёт на меня.

Успел ли я испугаться, не знаю. Наверное, не успел, на страх не осталось времени. Да и само время остановилось, мир стал чёрно белым. Хотя он и так не разноцветный, ночь на дворе.

Под тяжёлой лапой размазался колючий куст. Маленькая голова потянулась в мою сторону. Хорошо видны зубы в несколько рядов, раздутые ноздри, чёрные точки глаз. Раздвоенный язык высунулся из пасти, ощупывает, трогает воздух. Зверь нюхает, точно сомневается, а стоит ли меня трогать? Запах шипаря заставляет осторожничать. Загребает зверюга лапами песок, шипит в мою сторону. Поднял змееголов голову, втянул язык, изготовился для стремительной атаки. Вот и всё, пришёл мой смертный час. Бежать некуда, да и как я убегу, нога застряла.

Что-то хлопнуло у воды. Зверь взвыл, резко развернулся, зацепил меня хвостом. Отлетел я, не знаю насколько далеко, но в полёте увидел свои ноги. Брякнулся на спину, затрещали ветки. Не понимаю, как, но я отчётливо разглядел огромную тушу змееголова. Истекает он кровью, пятился, отступал на меня. Ещё мгновение и всё, раздавит. Не сожрал, так растопчет.

Зверь остановился, длинный хвост рассекает воздух над моей головой. Большая, когтистая лапа гребанула, вырвала всё что оказалась под ней и бросила мне в лицо. Я перекатился по колючим веткам и пополз. Во рту песок, трава, глаза запорошило, но я отчаянно работаю руками и ногами. Уползаю из последних сил.

Пахнуло тухлой рыбой. Подхватили меня и потащили. По лицу хлещет жёсткая трава, царапают колючки. Резко заболели спина, рёбра, плечо. Уже издалека слышатся громкие возгласы, рычание, вой, улюлюканье и свист. Что было потом, не помню, провал в памяти, чёрная бездна.

* * *

Проснулся от шума. Где-то неподалёку слышны громкие голоса, детский смех. Вокруг полумрак, лежу на шкуре, кажется в шалаше из камыша. Воняет затхлой водой, сушёной рыбой и ещё чем-то, но вот чем не могу понять. В башке гудит, точно поселились в ней пчелицы. Не везёт мне что-то на голову, не бьют, так ударяюсь ею. Дышать как-то трудно, тяжело, но не от запахов. Болят рёбра, каждый вздох даётся с большим трудом. Начинаю вспоминать ночную прогулку. Сюндель, камыши, стрельба, зверь. Какой же я всё-таки дурак. Зачем пошёл к воде?

— Уже проснулся? — Как из трубы донёсся незнакомый мне голос. Кажется, женский, а может и нет.

С трудом поднялся на локтях. И что это такое? Лежу совершенно голый, весь измазан чёрной дрянью. Где моя одежда, куда подевались вещи? И кто это там сидит?

— На-ка. Поешь раха. Попей тёплой юшки. — Чёрная плошка легла на вонючую шкуру, какой зверь её раньше носил понять трудно. Шерсть чёрная, как и подшерсток. Сильно затасканная шкура, старая и грязная. — Пей. — У самого уха раздался сиплый голос.

Шарахнулся в сторону. Резкая боль пронзила грудь, и я свалился.

— Зачем расплескал? — Надо мною нависло болотное чудище. Лицо покрыто серым мхом, нос вздёрнут, губы тонкие, глазки маленькие как у рыбы. — Лежи не делай резких движений. Схожу, принесу. — Просипело чудище. — Не вздумай вставать. Подломил тебя швака, потрепал малость.

Щит из камыша выпал наружу. Но от этого не стало светлей. Сиплое, неторопливо вылезло, а я остался. В голове всё перемешалось. Колокольня, змееголов, болотники. Сюндель, Михалыч, Гунька, где они? Куда все подевались?

— Что, оклемался? — Точно прочитав мои мысли в дыре появился Михалыч. Залезать не торопится. — Ну и учудили же вы с Сюнделем. Герои мать вашу.

— Ты не видал мои вещи?

— Видал. — Заглядывая в дыру ответил Михалыч. — Сушатся они.

— Что за место? — Я сделал несмелую попытку подняться. Но и в этот раз не вышло, застонал и свалился. Болят рёбра, сильно болят. А вот голова прошла, не гудит в ней.

— Тебе же сказали, лежи не дёргайся. Герой. — Напомнил Михалыч и протиснулся в щель. — На болоте мы. Колокольня там. — Палец указал в камыш стены. — А мой автоматик-то тю-тю. Спасибо тебе, удружил. — Михалыч присел рядом. — Винтовку я забираю. На время.

— А чего тю-тю? Сломался?

— Какой там. — Михалыч отмахнулся и непонятно по какой причине. Наверное, от досады, что автомат тю-тю. А может от мошек, которых здесь тьма. Как-то странно, раньше я их не замечал. Меня они не трогают, а Михалычу досаждают.

— Так что с оружием? — Напомнил я. — Потерялось?

— Нет. — Михалыч разогнал мошек, поскрёб щеку. — Скорее нашлось.

— Так чего ты мне голову морочишь? Не отдам винтовку. Где твой пистолет? Может и он тю-тю?

— Нет, не тю-тю. — Михалыч прихлопнул на шее букашку, раздавил её и выбросил. Посмотрел на меня с прищуром и пожаловался. — Зверьё в ваших краях уж больно свирепое. С автоматом куда ни шло, а пистолет — это так. По воробьям стрелять.

— По каким ещё воробьям? — Начинаю злится, потому как загадками говорит Михалыч. — Что с автоматом? Потерялся или нашёлся?

— Нашёлся. — Михалыч кивнул и попытался объяснить. — Поначалу он потерялся, потом нашли. Ластоногие в кустах отыскали.

— Не отдам винтовку. Моя она. — Заскрипел зубами, разговор не складывается.

— А кто спорит? Твоя, чья же ещё? — Заверил Михалыч и закурил. Мошек заметно поубавилось, а вот дышать стало трудней.

— Михалыч. — Позвал я. — Ты зачем мне голову морочишь? И без твоих причуд башка раскалывается. То моя винтовка, то не моя. Нашёлся, потерялся. Городишь невесть что.

— Слушай сюда. — Михалыч высунулся наружу выбросил окурок и быстро вернулся. — Эти твари наше оружие забрали. Сказали, потом вернут. Всё вернут и мешки, и консервы и кости что мелкий таскает. Всё, кроме моего автомата. У них, праздник намечается. Вы с Сюнделем вроде как почётные гости. Герои, мать вашу. А мой ствол утопить хотят. Жертвоприношение, врубаешься? Типа ты, из него зверюгу завалил. Вот за эту заслугу и утопят автомат. Радуйся, что не тебя. Там, какой-то полудурок, шаманит над моим стволом. Тиной накрыл, кровью зверя поливает. — Михалыч прихлопнул на скуле мошку, скривился. Посмотрел на неё и раздавил. — Вот дрянь, грызанула. Слышь герой, а тебя что, совсем не кусают?