Корректировщик - Ян Бадевский Страница 28

Душ мне принять удалось.

Поспать — нет.

Трескотня Сыроежкина будет преследовать меня во всех освоенных человеком мирах. За десять минут я узнал всю его биографию. Сын мелкопоместных дворян, не обладавших крутыми сверхспособностями и не сумевших сколотить состояние. Предки Сыроежкина занимались сомнительными вещами — астрономией, литературой, живописью. Творили шедевры, которые не продавались. Начали строить обсерваторию в европейской части Империума, но не хватило средств. В итоге обедневший род перебрался в Мексику — якобы в поисках вдохновения. Отец открыл лавочку по продаже мобильных телефонов, мать посвятила себя стрит-арту. Когда Виталику было шесть, он внезапно проявил склонность к забытым огненным техникам, которые культивировались Сыроежкиными на протяжении полутора веков. Годы шли, Виталик крепчал. В итоге парня отправили обратно в Россию — к дальним родственникам, согласившимся принять участие в его судьбе. На определенных условиях, конечно. Отучившись и прокачав боевые навыки, толстяк должен был поступить на службу в частную армию вышестоящего клана, негласно подмявшего добрых самаритян. По мне — отстойный расклад. Из очередного дурачка готовят пушечное мясо.

Формально Сыроежкин подпадал под программу обмена. Гражданство-то у него двойное, что не запрещено законом. Родители воспользовались лазейкой в правилах и пропихнули сына в общежитие для иностранцев. Экономия существенная — про цены на аренду в Горно-Алтайске я вам уже рассказывал.

В моем мире блоки у студентов состоят из двух комнат, а не из четырех. Зато здесь обстановка шикарнее. Без шуток. План такой: заходишь в общий коридор и видишь по три двери с каждой стороны. Первая дверь налево — санузел. Первая направо — кухня, совмещенная с общей столовой. Двигаемся дальше. Сам коридор внезапно расширяется за счет скоса стен — и вашему взору открывается панорамное окно. Под ноги укладывается толстый ковер. Это лаундж-зона. Четыре кресла-мешка, изогнутая змея торшера. Трогаю осветительный прибор — туловище «змеи» гнется под любыми углами. Уютненько.

— Нравится? — тараторит Сыроежкин. — Тут ремонт недавно сделали. В начале лета.

Как тебя много, Сыроежкин.

Апартаменты под номером «60» — это вторая дверь слева. Она распахнута настежь. Укоризненно смотрю на соседа:

— Я забыл, — мямлит толстяк. — Я ж на минутку спустился…

— Не делай так больше.

— Хорошо-хорошо, — закивал сосед. — Ты прав. Проходи, тебе понравится.

Мне понравилось всё, кроме чудовищного срача, который успел развести злополучный мексикашка. Комнаты в «Заратустре» довольно просторные, они хорошо обставлены и отремонтированы. Никаких обоев, всё под покраску. Две кровати, две тумбочки, между условной прихожей и жилой зоной — система хранения. Встроенная, от пола до потолка. С закрытыми и открытыми секциями. Ячейки уже завалены неаккуратно сложенными шмотками, книжками, тетрадками и блокнотами. Даже игрушечный робот притаился у расстегнутого пятнистого рюкзака. Обувь мой сосед не любит складывать в обувницу — предпочитает расшвыривать под ногами, не развязывая шнурков. Начинаю закипать…

Если вы не в курсе, я всегда относил себя к категории минималистов. Вещи в гардеробе — только самые необходимые. Кроссовки, кеды, ботинки — вычистить, помыть, рядами сложить в шкаф. Одежду — в рулетики. Никаких конвертов, именно рулетики — основа всего сущего. А вот книги должны стоять рядами. Или лежать идеально ровными стопочками. В противном случае, это не книги, а макулатура.

Платяной шкаф во всю стену прихожей распахнут настежь. Точнее — раздвинут, это купе. Внизу — смятые дорожные сумки. Очередной предсказуемый треш. Свисающие с полок шорты, воняющие носки.

Придется Сыроежкина дрессировать.

Извините, воспитывать.

Хорошо хоть собаку не завел…

Огибаю систему хранения и попадаю в общую жилую зону. Кроватями и тумбами дело не ограничивается. У каждого — по письменному столу и вращающемуся офисному креслу. И тут меня поджидает новый шок.

Стационарный компьютер.

Вы не поверите. Человек припер в общежитие через полстраны системный блок, ЖК-монитор, мышку и клавиатуру. Беспроводные, но всё же. Это за гранью добра и зла.

И колонки.

Из которых валит тяжелый рок.

— Выключи, голова болит.

Сыроежкин не трогается с места.

— Пожалуйста.

— Ладно.

Вожделенная тишина.

Картина разгрома довершается незаправленной кроватью слева, валяющейся безразмерной футболкой, пылью и грязью.

Займусь этим позже.

А сейчас — на свежий воздух.

Широкое окно и балконная дверь — прямо по курсу. Дверь преподносит неожиданный сюрприз — она тоже открывается ключ-картой. Выхожу на широкую террасу и понимаю причину. Лоджия имеет форму буквы «Г» и огибает угол нашего корпуса. А еще между двумя комнатами блока нет перегородки. Очередное коллективное пространство. Над головой — прозрачный пластиковый навес, опирающийся нижними углами на профильные трубы. Профили — часть металлического ограждения. Так. Что ж мы получаем, господа хорошие? Обитатели нижних этажей защищены от холодов остеклением, а мы открыты всем ветрам. Зимой у меня будут сугробы. Балкон придется чистить. Везение номер два.

— У нас нет остекления, — замечаю вслух.

— Нет, — соглашается Виталик. — Ничего, это всё ерунда. Зато летом прохладно, птички поют…