К вопросу о циклотации - Борис Стругацкий Страница 27

– Включи машину, – сказала она издали.

– Как? – осведомился Литературовед.

– Нажми кнопку.

– Какую?

– Господи – вторую! Мы же делаем гуляш.

Машина ответила на нажатие кнопки глухим рокотом. На переднем щитке ее зажглась белая лампочка, и Литературовед, заглянувший в окно подачи продуктов, увидел, что там ничего нет.

Кажется, она приняла мясо, – сказал он изумленно. Он не рассчитывал на это.

– Ну вот видишь, – сказала жена с удовлетворением.

Они стояли рядом и любовались своей машиной и слушали, как она щелкает и жужжит. Потом белая лампочка погасла и зажглась красная. Машина перестала жужжать.

– Всё! – весело сказала жена и пошла к столу за тарелками. – Вынимай гуляш.

Литературовед обеими руками взялся за ручки в верхней части машины и потянул их к себе. Из машины выдвинулось нечто вроде ящика, и странный запах распространился по комнате.

– Что там? – спросила жена.

– Посмотри сама, – сказал Литературовед. Он стоял, держа в руках ящик, и со странным выражением на лице рассматривал его содержимое.

Жена посмотрела и сказала: «Ой». В ящике лежала пачка каких-то тонких листов – красных, испещренных белыми пятнами. От листов поднимался смрад.

– Боже мой! – сказала жена и взяла верхний лист двумя руками, и лист сломался у нее в пальцах, и куски его упали на пол, дребезжа, как консервная жестянка.

– Прелестный гуляш, – сказал Литературовед. – Гуляш Гремящий. Пятая стихия. Интересно, каков он на вкус?

Жена, глядя в сторону, сунула кусочек гуляша в рот.

– Я всегда говорил, что ты мужественная женщина, – сказал Литературовед, следя за ее движениями. – Ну?

– Очень хорошо, – сказала жена металлическим голосом и быстро вышла из кухни. Тогда муж поискал глазами, куда бы все это высыпать и вывалил содержимое ящика в кучу оберточной бумаги. Запах усилился. Жена вернулась с буханкой хлеба.

– Какую кнопку ты нажал? – спросила она.

– Вторую сверху, – робко сказал Литературовед, и ему сразу же стало казаться, что он нажал вторую снизу.

– Я уверена, что ты нажал четвертую кнопку, – сказала жена и решительно сунула буханку в «окно подачи продуктов». – А это хлебная кнопка.

Литературовед хотел было спросить, как это может объяснить странные метаморфозы, происшедшие с мясом и картошкой, но вовремя остановился. Жена оттолкнула его в сторону и, сухо сказав: «Извини», нажала четвертую кнопку. Раздался какой-то лязг, и стали слышны частые негромкие удары.

– Видишь, – сказала жена. – Режет хлеб.

– Хотел бы я знать, что там сейчас делается внутри, – глубокомысленно сказал Литературовед.

Жена не ответила.

– Почему-то не загорается лампочка, – сказал Литературовед.

Машина стучала и пофыркивала, и это длилось довольно долго, так что Литературовед начал уже обдумывать вопрос, на что нужно нажать, чтобы ее остановить. Потом машина издала приятный для слуха звон и принялась мигать красной лампочкой, не переставая жужжать и стучать.

– Я всегда думал, – сказал Литературовед, глядя на часы, – что приготовить гуляш легче, чем нарезать хлеб.

– А куда ты, собственно, спешишь? – осведомилась жена.

Это был резонный вопрос. Спешить было совершенно некуда.

Через три минуты Литературовед обошел машину и заглянул внутрь. Он не увидел ровным счетом ничего такого, что могло бы послужить пищей для размышлений. Ничего такого, что могло бы послужить просто пищей, он тоже не увидел. Поднявшись, он встретился глазами с женой и в ответ на ее вопрошающий взгляд покачал головой.

– Там все в порядке, – сказал он. Он ничем не рисковал, делая это заявление. Оставалось еще две неисследованные кнопки, а также масса всевозможных сочетаний.

– Ты не могла бы ее остановить? – спросил он жену. Жена не ответила, и некоторое время они еще стояли в ожидании, глядя, как машина мигает лампочками – белой и красной попеременно.

Потом жена протянула руку и ткнула пальцем в самую верхнюю кнопку. Раздался звон, и машина остановилась. Стало тихо.

– Хорошо как, – невольно сказал Литературовед. Было слышно, как ветер шумит кустами и стрекочут кузнечики.

– Куда ты девал ящик? Горе мое! – сказала жена. Он испуганно оглянулся и увидел, что ящик стоит на столе среди тарелок.

– А что такое? – спросил он.

– Ты же забыл вставить на место ящик, и теперь я не знаю, где нарезанный хлеб.

Литературовед обошел машину кругом и заглянул в оба окна – справа и слева. Хлеба не было. Он со страхом посмотрел на черную глубокую щель в машине, где раньше был ящик.

Машина ответила угрожающим взглядом красной лампочки.

– М-может быть, мы обойдемся без? – спросил Литературовед неуверенно.

– Как так – без? Какой может быть обед без хлеба?

– А он вообще может быть? – спросил Литературовед и залез рукой в щель. Там было горячо, и он нащупал какие-то гладкие поверхности, но это был не хлеб. Он вытащил руку и пожал плечами.

– Нет хлеба, – сказал он и, став на колени, заглянул под машину. – Тут какой-то шланг, – сказал он.

– Что? – спросила жена. В голосе ее был ужас.

– Нет-нет, это не хлеб, – сказал он. – Успокойся. Это действительно шланг.

Литературовед вытащил из-под машины длинную гофрированную трубку с блестящим кольцом на конце.

– Глупый, – сказала жена. – Ты же не подключил к машине воду! Понимаешь – воду! Вот почему гуляш вышел таким…

– Н-да, – сказал Литературовед, косясь на останки гуляша. – Воды в нем действительно немного… Но где же все-таки хлеб?

– Ну, не все ли равно! – сказала жена весело. – Словно мы не можем сходить и купить еще хлеба. Смотри, вот я подключаю шланг к водопроводу.

– А может быть, не стоит? – с опаской сказал Литературовед.

– Что значит – не стоит! Сейчас я принесу овощи, а ты вставь ящик.

На этот раз машина, побужденная к действию нажатием первой кнопки сверху, работала секунд тридцать-сорок.

– Неужели борщ тоже выливается в ящик? – сказал муж, нерешительно берясь за ручки.

– Давай-давай, – сказала жена.

Ящик был до краев наполнен розовой кашей, лишенной запаха.

– Борщ украинский, – сказал Литературовед веско. – Это похоже на…

– Вижу сама, – сказала жена. – Иди немедленно к соседу.

Позови его. Он физик. Иди немедленно!

– Иду, – сказал он. В коридоре он заглянул в холодильник.

Холодильник был пуст.