Джейтест - Борис Иванов Страница 27

— Экзорсист, извините за такое слово, — лаконично пояснил Эрни. — Полночь, сами понимаете, — самое для мистера время.

Стрельнул во тьму рубиновым огоньком окурка и ушел в теплое нутро фамильного гнезда Карои.

— Никогда бы не подумал, что тетя Элина ударится в мистику, — пробормотал Павел, ныряя под козырек крыльца — на место, покинутое теплолюбивым Эрни. — Послушай, а это ведь они из Марики черта изгонять собрались! — Он уставился на столбом торчащего под дождем приятеля. — Это как пить дать! Дурдом…

— Тетка Элина, по-моему, католичка, — припомнил Кайл. — Но не то чтобы страшно ревностная. А Марика — она вообще пестрой веры.

— Так кто же принимает пеструю веру всерьез? — пожал плечами Павел. — Правда, мать у нее ушла в монастырь после развода. В католический.

— Пеструю-то веру всерьез никто не принимает, — согласился Кайл, тоже занимая место под навесом, — но настоятель монастыря Мени-ат-Тебиби катается по столице на «роллсе», доставленном прямо из Метрополии. А насчет экзорсиста, так извини, при сложившихся обстоятельствах нам всем уже впору «пушки» серебром заряжать и кругом себя святой водой кропить.

— И шаманов в гости приглашать. Для консультаций. Как некоторые. Вот что. — Сухов откашлялся. — Тут есть о чем задать пару вопросов. Ну хотя бы тете Элине. И вообще, пора в помещение — греться.

Он энергично заколотил в дверь.

* * *

После приличествующей случаю паузы Эрни наконец соизволил впустить их, позволил расположиться у впервые за многие годы растопленного камина, а сам отправился за госпожой Минц, в девичестве — Карои.

— Послушайте, — Сухов повернулся к спускавшейся по сработанной из темного дерева лестнице тете Элине, — вы всерьез решили, что в Марику вселились черти?

— Бог с вами. — Тетка высоко вздернула плечи. — Но не могла же я отказать такой особе. Тем более что… В общем-то, мы же живем не в средние века, и бедную Марику никто не заставит ходить по раскаленному железу или… Это, в конце концов, просто некая психологическая терапия.

— Постойте, постойте. — Кайл вскочил с кресла, на котором было уже устроился в надежде просохнуть и отогреться. — Так что, это не вы пригласили настоятеля Дрисколла, а он предложил вам свои… э-э… услуги?

— Ну… вот часа два назад его секретарь связался со мной, выразил сочувствие и дал понять, что их преосвященство, узнав о происходящих событиях… Что он видит перст божий в том, что вся эта драма разыгралась именно здесь, в Вестуиче, где находится кафедральный храм, в котором ведет службу его высокопреосвященство. Короче, формально приглашение исходит от меня, но… Я, честно говоря, больше всего боялась, что они прибудут сюда с репортерами, камерами «Ти-Ви» и со всем таким… Понятно, что даже церковь сейчас не чужда саморекламе. Но, слава богу, фра Дрисколл обошелся лишь одним ассистентом.

С чудовищным скрипом и хрипом начали бить часы — самые настоящие механические напольные часы — антикварный монстр, притаившийся в темном углу гостиной.

Некоторое время все молчали, ожидая, видимо, что изгоняемый дьявол хоть как-то выразит свое недовольство причиняемым ему беспокойством.

Но тому было, видно, хоть бы хны.

— Надо бы поприсутствовать, — с беспокойством начал было Павел, но в этот момент по лестнице заскрипели шаги: с сатаной фра Дрисколл управился с минимальными затратами времени и минимумом шума.

Откинув капюшон, он задумчиво, отрешенно как-то, спускался по дубовой лестнице, и следовавший за ним, по-прежнему спрятанный в свой капюшон помощник, как мог деликатно, чуть подталкивал его в спину.

Это не совсем укладывалось в сложившийся у Кайла имидж святого отца церкви, известного довольно скандальными историями и конфликтами с верхушкой планетарного клира.

— Девушка должна побыть в покое несколько часов, — остановившись на мгновение перед госпожой Минц, низким, слегка хрипловатым голосом уведомил его преосвященство. — Через полчаса принесите ей лекарства и, наверное, немного молока. А пока она молится. Будет неплохо на днях посетить церковь.

Остановив величественным жестом предполагавшиеся благодарственные телодвижения присутствующих, фра Дрисколл, сопровождаемый своим безмолвным ассистентом, убыл через услужливо распахнутую перед ним дисциплинированным Эрни дверь.

— Слушайте — давайте-ка наверх, — беспокойно предложил Кайл. — Молитве наше присутствие не помеха. Тем более что Марика ничего, кроме «Отче наш»…

За окнами взревели неумело переключаемые передачи, кто-то выкрикнул нечто не слишком пристойное, и почти мгновенно затих вдали и без того тихий звук движка кара его преосвященства. Секунду все смотрели друг на друга и затем, хватая оружие, рванулись в разные стороны: Эрни — за дверь, вся остальная компания — вверх по лестнице.

Дверь комнаты Марики была заперта. Это — еще полбеды. Хуже всего был звук. Звук такой, который не мог издавать человек. Вообще не такой звук, который можно услышать где-нибудь на белом свете, кроме разве что студии звуковых спецэффектов.

Что-то резко — на пределе болевого восприятия — взвизгивало за дверью, умудряясь тут же издавать нечто похожее на низкое, басовитое жужжание насекомого. Шмеля. Только шмеля этак с барана величиной. И одновременно что-то металлическое, звонкое и гулкое с мучительным, надсадным стоном ломалось и корежилось там.

От конца коридора, от с ходу выбитого ими торцевого оконца, к остолбеневшим у двери людям, ругаясь на чем свет, бежали «люди господина Стырного».

— Ломайте! Господи, ломайте скорее!! Там!!! — заорала тетка Элина таким диким голосом, что Кайл понял: когда над миром грянут трубы Страшного Суда, это будет не самый страшный звук, который когда-либо слышали люди, далеко не самый страшный.

Особой команды, впрочем, и не требовалось — под ударом двух специалистов своего дела дверь перышком слетела с петель, а сами умельцы, как и требовал того метод, ничком кинулись на пол, освободив пространство двум другим. Те боком, защищаясь оружием и спотыкаясь о прильнувший к полу «первый эшелон» атакующих, вломились в девичью спальню, во весь голос призывая ворога бросить оружие и стать лицом к стене.

И навстречу им ударила молния.

* * *

Потом все это вспоминалось Кайлу как чуть ли не поодиночке чередующиеся стоп-кадры: вот он, согнувшись в три погибели, выставив вперед ствол помпового ружья, волчком разворачивается на пороге, а в открывающемся перед ним проеме двери медленно, все так же кадр за кадром, уходит из поля зрения вниз, вниз, вниз спина влетевшего в комнату спецназовца. А потом он удивительно медленно — словно преодолевая сопротивление на редкость вязкой, тяжелым валом прущей ему навстречу среды, проталкивает вперед, в поле прицела ствол, такой непослушный и не желающий подчиняться ему, Кайлу. И как-то отдельно в его памяти осталось то, что бешено корчилось, подпрыгивало вместе с железной кроватью, шипело и плевало огнем. Не в него — мимо. Еще раз! Еще!