Путь Хранителя. Том 1 - Роман Саваровский Страница 27

Субботний день выдался немногим лучше, чем утро. Боль. Крики. Раскаленное и пылающее тело, через которое Агата раз за разом прогоняла свой смешанный целительский поток.

Суть большинства техник целителя в том, что они формируют внутри себя смешанную энергию максимально похожую на потоки пациента и, используя приток внешней энергии и дополнительные техники, прогоняют полученную мешанину через поврежденное тело.

Чем более искусен целитель в имитации чужого потока и техниках подмены, тем более эффективно и безболезненно проходит лечение. Также нужно понимать и чувствовать пациента, быстро реагировать на неизбежно возникающие последствия слияния множества потоков, влиять на чужую активную энергию, регулировать насыщенность и скорость потоков не только в своем теле, но и в теле пациента.

Спустя десять часов «лечения» я мог с уверенностью сказать, что Агата прекрасный целитель. Не знаю где Василиса ее откопала, но ее навыки удивительны, ведь я был еще жив.

Не убить пациента без красного потока техниками целителя дорогого стоит. Ведь не смотря ни на какие техники имитации и подмены мое тело будет отторгать любое воздействие. Да ведь это инвалидное тело даже свой собственный астральный поток убивает, что говорить о чужих энергиях…

Я хотел поговорить с Василисой о печати и объяснить почему ятрышник так важен и может помочь… но…

Лечение начали, когда я спал, поэтому я не успел и слова сказать. Все мои силы тут же пошли на отчаянные попытки не умереть от болевого шока. Я применил все доступные мне ментальные и контрольные техники подавления боли, но даже так, все что я мог, это мычать и надеяться, что агония прекратится.

Минуты тянулись вечностью. Мир замер и мелькал перед моим взором исключительно картинками. Агата. Тьма. Радуга. Боль. Василиса. Смерть с косой. Огонь вокруг. Обезглавленный Император. Смеющийся дед. Мертвое личико Лилии…

Отделять галлюцинации от реальности становилось все сложнее, и я перестал запоминать картинки, изо всех сил стараясь не забыть, как дышать.

Но абстрагироваться от картинок получалось не всегда.

Вот и сейчас обнаженная Василиса, умопомрачительно виляя бедрами приближалась ко мне. В нос ударил возбуждающий сладкий аромат цветов и женского тела. Василиса медленно наклонилась ко мне, бесстыдно уперевшись голой грудью мне в плечо. Горячее учащенное дыхание Богдановой обожгло мне щеку.

— Как ты? — вдруг спросила галлюцинация, касаясь мягкими губами мочки моего уха.

Лучше всех, — попытался сказать я, но язык даже не шевельнулся.

— Я вижу, что ты в сознании, — в голосе Василисы появились нотки облегчения, — выпей… станет лучше…

И сейчас я не смог ничего ответить. Картинка полностью пропала, но нежный цветочный запах остался. Моих губ коснулось что-то горячее и я открыл рот.

Вязкая терпкая жидкость потекла в рот обжигая язык. Я открыл глаза, и картинка вернулась обратно. Василиса сидела на моей кровати, частично прижавшись своей немаленькой грудью ко мне. Ее мягкая ладонь лежала на моем лбу, а вторая рука держала прозрачный стакан с остатками разноцветной жидкости.

Отливающие нежным розовым цветом глаза смотрели прямо на меня.

Только сейчас Богданова была одета в простенькое, но элегантное платье лилового цвета. Слегка растрепанные волосы аккуратно собраны в пучок, а от вызывающих украшений и дорогого макияжа не осталось и следа.

— Лучше? — проговорила Василиса и убрала ладонь с моего лба.

Только теперь я понял, что это уже не галлюцинация. Секунд десять у меня ушло на то, чтобы позволить всем внешним сигналам и раздражителям беспрепятственно попадать в мозг. Вернулись все чувства, и я инстинктивно сжался, ожидая приступа боли, но его не последовало, и я облегченно выдохнул.

Раскрывать ментальный кокон всегда рискованно.

— Лучше, — кивнул я и осмотрелся.

В комнате-палате ничего толком не изменилось. Даже разбитую мной лампу не убрали, а аккуратно сложили в углу. Всмотревшись в лицо Василисы я заметил следы усталости и едва покрасневшие глаза. Интересно сколько времени прошло?

— Время уже полдень воскресенья, — будто прочитав мои мысли сказала Василиса, — до поединка осталось семь часов.

— Поединка? — не сразу понял я.

Мозг еще туговато соображал, и вся неважная информация им просто была отброшена в сторону.

— С сыном вассала боярина Жеребцова. Гурьевым Альбертом Афанасьевичем. Поединок утвержден вчера в срочном порядке лично Ректором. Вся Академия в курсе, — монотонно отчеканила Василиса.

— Какая честь, — хмыкнул я, — а мне даже приглашение не передали.

— Пытались, — отмахнулась Василиса, — но дальше порога пойти не осмелились. Однако, это ничего не меняет. Совет знает, что ты здесь. Они мобилизовали всю охрану и оцепили здание. Как только настанет время поединка даже у меня не хватит полномочий остановить их от обыска. И ты понимаешь Марк, что я не могу позволить Скрябину рыскать в моем додзе.

— Понимаю, — кивнул я.

Я изначально не планировал сидеть тут как в убежище и ждать пока все утихнет, но откуда такое внимание к рядовой дуэли? Что в ней особенного? Зачем тратить столько сил на подобную ерунду?

— Я пыталась отменить или перенести поединок. Подготовила документы и медицинские заключения с подписью целителя первого ранга, но Скрябин даже слушать не стал. Марк, что-то происходит вокруг, и ты должен помочь мне понять, что именно.

— Спасибо за заботу, — искренне поблагодарил я, — происходит ровно тоже что и обычно, боярские выродки творят все что им вздумается.

— Ты знаешь, что я хочу услышать, — прогрохотала Василиса Богданова, и от резкого изменения интонации в ее голосе пол заходил ходуном.

— Вернемся к этому разговору, когда я перестану быть при смерти, — не стал торговаться я и тратить свой единственный козырь.

Мне лучше, но даже беглого осмотра своих каналов было достаточно чтобы понять, что печать еще действует.

От неожиданного отпора Василиса едва заметно скривилась.

— Печать первой ступени это тебе не насморк вылечить! — холодно бросила Василиса.

От напускного дружелюбия и заботы не осталось и следа. Она реально думала, что чуть тепла в общении, немного откровенных поз и я расскажу ей все что знаю о старике? Размечталась.

А судя по ее потокам так и есть, от одной лишь мысли о Борисе Жукове ее поток дрожит как листик на ветру, а слух, зрение и восприятие тут же обостряются. Небось даже надеется, что мой дед на самом деле жив и только через меня можно с ним связаться.

Отчасти, так и есть. Только нужно быть аккуратнее с розовой фурией и не испытывать ее терпение слишком сильно. Я еще жив только потому, что разжег в ней интерес. И в данный момент времени меня это устраивает.