Нечестивый Консульт - Р. Скотт Бэккер Страница 27

Те вещи и события… которым ему довелось стать свидетелем – окровавленные гаремы, люди, нанизанные и сплетающиеся в клубки по всему лагерю. Блестящая от крови красота, трепещущая и содрогающаяся у каждого кострища. В какой-то момент он словно бы раскололся на части, став существом, которое, ни к чему не прикасаясь, просто наблюдало за тем, как Пройас Больший, беспрепятственно резвясь, разнузданно бурлит и клокочет… Ему пришло в голову, что он, возможно, опустил своё лицо в пламя, более жаркое и высокое, нежели ему привычное, и, взирая сейчас в некотором смысле и глубже и основательнее, смог увидеть, что жизнь, в сущности, есть не более чем способ ползать и пресмыкаться в этом жарком пламени. В любом случае моменты, которые он наблюдал и проживал как единое существо, становились всё более редкими…

И невыносимыми.

– Довольно! – вырвалось у него. – К чему ты ведёшь?

Он что-то упускал. Во всём этом крылось нечто большее…

– К тому, что тебе уже и так известно, дядюшка.

– И что же мне известно?

Лицо имперского принца проступало в сумраке бледным пятном, обрамлённым льняными прядями. И выглядело оно… плотоядно.

– Что-то необходимо есть.

* * *

Искусный полководец Триамис Великий когда-то написал ставшие знаменитыми строки о необходимости держать в безжалостном кулаке ослабленный поводок.

«Возлюбленный Бог Богов, ступающий среди нас…» – возглашал хор кастовых нобилей голосами, наполненными глубокой торжественностью, но приправленными также и некой непринуждённостью, нарочитым пренебрежением нюансами церемонии, дабы избежать её превращения в пустой маскарад… «Неисчислимы твои священные имена…»

Чтобы принимать власть своего командира, люди всегда должны чувствовать его готовность и способность принудить их – твёрдую руку, грозящую в любой момент придушить любого воина в отдельности. Знать, что каждый из них может за любое нарушение быть выбранен, высечен или даже казнён. До тех пор пока к этому имелись основания, воины признавали подобное право за своими командирами. Дисциплинированное войско было войском победителей, и посему наказание, которому подвергались нарушители, оставалось предпочтительнее массовой гибели на поле боя. Но если оснований для наказания не было, или же его мера не соответствовала тяжести проступка, или, скажем, те преступления, за которыми последовала кара, рассматривались большинством как взятие законных трофеев – должного возмещения за тяжкие труды и принесённые жертвы, – то горе генералу, посмевшему чересчур сильно натянуть поводок. Великие полководцы, по мнению Триамиса Великого, обязаны быть столь же великими прорицателями и ораторами, как и тактиками, а среди черт и способностей, необходимых, чтобы блистать на поле битвы, нет ни одной другой, настолько же важной, как умение считывать настроение войска, способность заглянуть в недра его бесформенного бурления и увидеть миг, когда поводок необходимо натянуть, когда ослабить, а когда и вовсе отпустить.

В конце концов, истина заключалась в том, что армии шли туда, куда сами того желали. Предугадывая это направление, полководец лишь имел возможность командовать тем, что и так уже решено, мог выдать неизбежность за одолжение и тем самым превратить мятеж в преклонение перед собой. Великий полководец всегда принимает действия войска, как свои собственные.

Какими бы развратными или преступными они ни были.

И Пройас, прочитавший знаменитые Дневники и Диалоги, когда ему едва исполнилось одиннадцать, и одержавший побед не меньше, чем сам Триамис, изучил этот урок настолько же хорошо, насколько каждый человек изучил собственное дыхание.

Он обязан овладеть происходящим…

Он обязан дать своим людям пищу… если не хочет быть поглощённым сам.

Тяжело дыша, Пройас стоял на привычном для себя месте – справа от пустующей скамьи своего Господина и Пророка. Лорды Ордалии толпились перед ним, заполняя ярусы Умбиликуса и возглашая Молитву, но каждый при этом представлял собой нечто вроде неистовствующего пятна воплощённой скверны – новоявленного Нечистого. Бороды, аккуратно прибранные некогда, теперь свисали им на грудь лохматыми и неряшливыми клоками, напоминающими перемазанные в жире крысиные хвосты. Некогда сиявшие полировкой доспехи ныне отражали лишь неясные формы и тени. Ухоженные когда-то волосы теперь ниспадали на плечи лордов спутанными гривами или же торчали космами во все стороны, точно у каких-то безумцев.

«Да утолит хлеб твой глад наш насущный…»

Но ничто иное не свидетельствовало в той же степени о случившейся с ними перемене, как их глаза – широко распахнутые и ярко горящие, выказывающие всю меру обуявшей само их нутро свирепости. Пройас ощущал на себе их обжигающие взгляды, словно касающиеся его тела звериные лапы – взоры, исполненные враждебного недоверия, свойственного существам, изголодавшимся достаточно, чтобы требовать, дабы их немедля накормили.

«И да суди нас не по прегрешениям нашим, но по выпавшим на долю нашу искусам…»

– Нам нужно вернуться назад, – донёсся чей-то голос из сумрака дальних ярусов – лорд Гриммель. Послышались хриплые возгласы согласия, которые, постепенно нарастая, превратились, наконец, во всеобщий громоподобный ор. Как Кайютас и предупреждал его, Храмовая Молитва под натиском их нетерпения оказалась попранной и отброшенной прочь. Им недостало воли даже на то, чтобы довести обряд до конца.

– Назад к шранчьим полям! – вытаращив явственно вращающиеся в орбитах глаза, вскричал во весь голос лорд Эттве Кандулкас.

– Да! Да! – прошептал Пройас Больший. – Да… Нам стоит вернуться к Даглиаш!

Всё новые и новые голоса присоединялись к нарастающему хору, внушавшему ужас как своей яростью, так и единодушием.

– Никакого возвращения, – возопил Пройас, перекрикивая, насколько это было возможно, поднявшийся шум. – Это приказ нашего Господина и Пророка… Не мой.

Казалось подлинным чудом, что упоминание Аспект-Императора всё ещё обладает весом достаточным, чтобы суметь умерить масштабы их буйства. Ему довольно было единственного взгляда, брошенного на своих братьев – Уверовавших королей, дабы постичь убийственную истину: то, что прежде было собранием славных Имён, ныне стало сборищем бесов.

Безумие правило Великой Ордалией.

Но ещё ни один из них не свихнулся настолько, чтобы противоречить воле Святого Аспект-Императора, во всяком случае пока что. В Палате об Одиннадцати Шестах явственно ощущалась нерешительность. Было почти забавно наблюдать, как они пытаются смириться с настигшим их странным ощущением – будто они, подобно разбушевавшимся зверям, вдруг повисли на натянутом поводке своего Господина и Пророка, дрожа от установившегося напряжённого равновесия между вожделением и ужасом. Одна за другой, личины их превращались в достойные лишь насмешки маски, полные настороженности и явственно читавшегося опасения перед тем, что им внезапно открылось. Чтобы получить возможность пожирать своих врагов, нужно сперва найти их. И, как теперь они поняли, – дабы получить возможность пожирать шранков, сначала следует покориться.