Последний мираж - Евгений Гуляковский Страница 26

Тихо переговариваясь, юноши минули веранду, и темные залы дворца поглотили их. Некоторое время ничто не нарушало покой. Потом те же гибкие фигуры появились вновь. Алан сжимал в руке узкий длинный предмет. Он остановился у ложа Антимаха, поднял перед собой оружие вверх острием и произнес клятву. Мипоксай не понял слов. Но зато увидел, как тревожная тень прошла по лицу Антимаха, как заворочался, просыпаясь, старый воин. Он рванул Алана, и оба бросились к балюстраде.

— Эй, кто здесь? Стража! — громовой голос Антимаха подстегнул их. Они едва успели добежать до сарая. Крики и свет факелов заполнили двор.

— Сейчас придут сюда. Уходи!

— Ты скажешь, что ничего не видел и не знаешь, оставайся здесь и притворись крепко спящим. Теперь скоро. Потерпи еще несколько дней. Жди меня!

Алан тихо выбрался из сарая, запер снаружи дверь. От дома к сараю с факелами в руках бежали люди. К счастью, свет факелов не столько освещал двор, сколько самих воинов. Только теперь на боковой башне забили тревогу. Всполошился весь дом, в окнах вспыхнул свет. Алан спрятался в старую бочку и лишь утром смог выбраться на улицу уже знакомым путем.

Оставшись один, Мипоксай с запоздалой горечью думал о том, как ошибся в людях, отдавших жизнь за несколько минут свободы, как мало их знал, как мало им верил…

Алан же, прижимая к груди спрятанный под одеждой заветный нож, торопливо шел по улицам. Ему разрешали иногда покидать дворец. Сегодня он ушел без разрешения. Наверно, будут неприятности. С Аполонидом он столкнулся на улице, у ворот дворца Евкратида. Царский скульптор искал его, но в это утро он был почему-то удивительно добр, даже не отругал Алана за самовольную отлучку, а приказал ему сопровождать себя и торжественно вышел со двора во главе небольшой процессии, несущей огромные корзины с цветами. Алан почти не замечал окружающего, поглощенный воспоминаниями о минувшей ночи. Он ощущал на груди прикосновение холодного твердого лезвия. Теперь скоро. Нет, не прав Мипоксай. Какой прок в бессмысленной смерти? Нужна победа.

Так шел он с неподвижным, ничего не выражающим лицом, поддерживая носилки Аполонида. Родина юноши подарила ему кажущееся спокойствие снежных покровов, под которыми зреют силы жизни. Придет время, растает снег, из-под него вырвутся неудержимые потоки, взметнутся к солнцу стремительные всходы, накопившие силы в безмолвном ледяном плену.

В ушах Алана все еще звучали отзвуки ночной схватки, он видел укоряющие и гневные глаза друга, и еще виделись ему дальние дороги и кровь врагов, льющаяся на сухой песок.

Он многое узнал за это время, нельзя больше откладывать и притворяться перед самим собой! Алан чувствовал: для него наступает суровая решительная пора, пора, когда говорят мечи и осуществляются безрассудно смелые планы!

Нежная мелодия неожиданно прервала его честолюбивые мысли. Юноша тряхнул головой, стараясь прогнать непрошенную гостью, и невольно поднял глаза. Они были уже в центре города, из всех четырех главных улиц двигались к Акрополю бесконечные процессии веселых нарядных людей. Они несли амфоры с вином, вазы с фруктами и венки из цветов и листьев. Недалеко шла группа девушек, в белых одеждах, с венками на головах. Они пели странную, ласкавшую сердце мелодию без слов, в такт ей раскачивались и изгибались их стройные тела под полупрозрачными одеждами.

Чем-то необычным и значительным веяло от их песни. Наверно, девушки знали об этом. Они пели, запрокинув головы и повернув лица к восходящему солнцу, ему отдавая свою прекрасную песнь. И солнце в награду ласкало и гладило их плечи горячими лучами.

Толпа расступилась перед царским скульптором, пропуская его вперед; во взглядах, обращенных к нему, Алан читал восхищение, которого раньше не замечал. Волнение передалось Алану от толпы. Оно было, как ожидание чуда, как трепетный свет солнца на лицах людей…

Толпа, наконец, осталась позади, и неожиданно, из-за распустившихся зданий, возникло чудо.

Казалось, мелодия девушек, поднявшись к солнцу, вновь вернулась на землю. Так прекрасен и нереален был возникший перед ними храм Аполлона, жилище лучезарного бога света и поэзии.

Колонны, словно ощутив свое естественное свойство — стоять свободно, невесомо и гордо, — прикрывали таинственную стелу* [21] — обиталище великого бога. Все здание, наполненное музыкой и светом, говорило, как умеет говорить человеческое лицо. Оно передавало даже легкую грусть о синем небе, высоких горах и зеленых ярких лесах далекой Эллады. Печать навсегда уходящего, нездешность и чужеземность его навевали светлую грусть. Не для желтого, пыльного неба были эти строгие и четкие, сверкающие мрамором линии. Не для грязных улиц и крикливых базарных площадей задумчиво и молчаливо стояли пропитанные солнцем колонны. Казалось, они вот-вот попросят, чтобы их розовую кожу ласково погладили ветви олив, укрыли прохладной тенью кроны дубов…

Задохнувшись от волнения, медленно приближался Алан к прекрасному зданию. Но главное чудо было еще впереди. Аполонид, оставив своих спутников у подножия огромных ступеней храма, один поднялся по ним и распахнул двери стелы. Крик восторга пронесся по толпе и замер.

Неподвижно стояли люди, пораженные в самое сердце созерцанием неземной красоты. В этом восхищении и состояло все богослужение. Такой бог не нуждался в слепом поклонении. Он стоял в дверях и ласково улыбался людям — курчавый юноша с золотой лирой в руках. В нефах* [22] было темно, и казалось, что не солнце освещает статую, а из распахнутых дверей храма льются потоки света, даря людям день и как бы мимоходом зажигая на небе желтое светило — простой знак лучезарного юноши.

Спрятавшись за колонной, весь день простоял Алан, не двигаясь, покоренный волшебной красотой мраморного бога. Вокруг плескалось веселье. Люди смеялись и пели, пили вино и прямо в храме водили вокруг статуи веселые хороводы. И Алан понимал — бог доволен. Ему приятны непринужденные и веселые люди. Он и сам не прочь сесть с ними рядом и опрокинуть залпом киик** [23] вина, расцеловать красавицу-девушку, что украдкой трогает его за плечи, — вон как лукаво улыбается он уголками крупных добрых губ!

Постепенно исчезла с лица Алана горькая складка, вновь засветились глаза жаждой прекрасного. Вечером, вернувшись домой, он узнал, что этого бога создал в своей мастерской великий скульптор Эллады — его хозяин и господин — Аполонид. И Алан забыл о своем решении, забыл об обещаниях другу. Никуда не выходил он из мастерской, целыми днями следил за пальцами человека, знающего великую тайну красоты.

Так текли дни и месяцы. Однообразие скрадывает время. Алан словно всю жизнь провел в этой комнате. Он даже не замечал, что почти разучился разговаривать. Молчаливый грек, всегда поглощенный работой, редко перебрасывался с ним за весь день одной-двумя фразами. А между тем грозные события уже надвигались на юношу…