Возрождение бога-дракона - Андрей Смирнов Страница 26

К сожалению, я не мог себе позволить все бросить прямо сейчас и погрузиться в изучение аномалии. Социальная ответственность мне глубоко чужда и противна, но личные обязательства, взятые на себя, я стараюсь выполнять. В данном случае я взял на себя обязательство помочь Бьянке в проведении урока раумлогии. Таинственный многомерный лабиринт из лестниц и арок мог подождать.

Я повернулся и выбрался в нормальный мир через дыру в металлической двери. Диса смотрела на меня широко открытыми глазами, как на фокусника, уже вытащившего из шляпы полдюжины кроликов — и не собирающегося останавливаться на достигнутом. Я ее не разочаровал. Основная проблема сломанных дверей в том, что их сложно закрыть, и если поначалу мы не могли попасть в ту реальность, в которую нащупала путь маленькая девочка со странным Талантом, то теперь я понятия не имел, как вернуть все на место. Однако как-нибудь перекрыть путь все же следовало, поскольку оставалось неясным, что может таиться в том многомерном мире и кто из шадовцев, обученных сегодня поиску раумлогических искажений, захочет еще раз вернуться сюда и потренироваться самостоятельно. Я протянул руку к двери, сжал пальцы в кулак и повернул кисть. С омерзительным скрежетом скрученные полоски железа стали вытягиваться и сцепляться друг с другом, образовав в конечном итоге нечто похожее на велосипедное колесо с многочисленными кривыми спицами, скрепленными вместе. Не знаю, удержит ли это тварей, обитающих с той стороны двери, но лучше уж такая преграда, чем никакая.

Когда я направился к группе учеников, Бьянка поспешила мне навстречу.

— Дил, — сбивчивым шепотом заговорила она, — никто из них не видел, чтобы Клаус уходил куда-то… говорят, он нашел Трещину одним из первых, даже раньше Реенке и Лауфы. Он ждал меня там, но я… была с другими детьми. Дил!.. — Бьянка умоляюще заглянула мне в глаза, чувства вины и тревоги расходились от нее волнами, и были столь же осязаемыми для меня, как тепло включенной на полную мощность электрической печки. — Дил, я думаю, у него не хватило терпения дождаться своей очереди. Благой Митра, он же сейчас там совсем один, в совершенно незнакомом мире!..

— Я их предупреждал, чтобы не лезли в Трещины, — я пожал плечами. — Он полез. Пусть дальше расхлебывает все сам…

— Он же ребенок!

Она почти кричала.

— Он младше нас с тобой всего лишь на пару лет.

— Дил!!! — Ее взгляд, полный отчаянья и боли, стал просто невыносимым.

Я поднял руки в жесте уставшего, признающего поражение солдата, вынужденного сдаться превосходящим силам противника. Над схожими эмоциями любого другого человека я бы посмеялся, но с ней я так почему-то поступить не мог, и это, помимо согласия пойти и помочь Клаусу, опять заставило меня задуматься над подлинной природой наших отношений, или, точнее, моего отношения к ней. Может быть, убить ее? Нет, это было бы трусостью, отступлением. Как будто бы я испугался тех чувств, что поселились во мне, и, опасаясь, что не сумею справиться с ними, уничтожил их источник… Нет, нет. Бьянка останется жить, и рано или поздно я разберусь в природе нашей с ней странной связи.

— Присмотри за детьми… — В этот момент к нам подошла тащившаяся за мной Диса, которой, судя по виду, было крайне интересно послушать, о чем болтают между собой старшие ученики. Жестом я отправил ее к остальной группе.

— Мы тут с Дисой сделали проход в одно очень странное место, — я кивком показал в ту сторону двора, откуда пришел. — Не подпускай к той двери никого. И если оттуда… если оттуда что-то попытается вылезти, забирай всех и уходите в нормальный мир. Я разберусь с этим, после того как найду Клауса.

— Что вы там нашли? — Тихо спросила Бьянка, опасливо косясь на железную дверь, превращенную в безумную кривую решетку.

— Ничего. Просто странное место.

Я оставил ее и быстрым шагом направился туда, где нас должен был дожидаться Клаус. За моей спиной в группе учеников назревала ссора: Диса требовала вернуть ей мелки (похоже, она притащила сюда целую коробку), а остальные, явно не желая ничего возвращать, убеждали ее в том, что они «еще немножко порисуют и потом вернут». Диса им не верила, и правильно. Она угрожала нарисовать огромную дверь в Ад, прямиком к подножию Ариманова трона, в которую провалятся все, кто не отдаст мелки немедленно. В ответ на угрозу даже те дети, которые сопротивлялись ее требованиям достаточно вяло и, в принципе, были готовы отдать мелки добровольно, начинали упираться, посмеиваться над девочкой и пытаться взять ее на «слабо».

Ну ничего, думаю, Бьянка как-нибудь решит этот конфликт.

Я зашел в подъезд, где нас должен был дожидаться пропавший Клаус Шольце, и, медленно поворачивая голову, посмотрел по сторонам, одновременно прислушиваясь к своим ощущениям. Мое внимание практически сразу привлекла лестница в подвал, обильно усыпанная битым кирпичом и осколками стекла. Я спустился вниз, ощущая нарастающую близость перехода. Грязная вонючая площадка внизу. Поворот, едва различимый в темноте... Я зажигаю огонь над правой кистью и вижу в пыли свежий отпечаток кроссовки. Да, он прошел именно этим путем, я не ошибся.

Убираю огонь и двигаюсь дальше в темноте, потому что, этот путь, кажется, нужно проходить именно так. Где-то капает вода, слышится завывание ветра. Я ощущаю справа лестницу и поднимаюсь по ней. Как только этот мальчик не побоялся идти тут один? Впрочем, я ведь не знаю, каков его Талант. Быть может, он прекрасно ориентируется в темноте.

Я поднимаюсь, приоткрываю старую скрипучую дверь и иду дальше. Впереди начинает светлеть. Подъезд — еще более заваленный мусором и хламом, чем тот, который я только что миновал. Еще одна длинная лестница наверх, и в конце ее — прямоугольник света…

Я узнал этот мир сразу, как только выбрался наружу. Я заходил сюда время от времени — когда социально-порядочная маска, которую я был вынужден носить, сидела уже в печенках, а срывать ее в ШАД или в Эленгарде не позволяло желание сохранить хорошие отношения с Бьянкой и герром Рихтером Эзенхофом. Это был очень веселый мир, находившийся рядом с «обычной» Землей, и все его отличие заключалось в том, что доступных ресурсов тут, вследствие ядерной войны, было гораздо меньше, чем у нас. Цивилизация скатилась к варварству и работорговле, повсюду царила анархия, и уцелевшие, но стремительно ветшающие города, где не было ни канализации, ни электричества, становились полем боя различных мародерских банд. Люди тут занимались охотой друг на друга, я же заглядывал в эту реальность для того, чтобы расслабиться и поохотиться на охотников. Тут мне никто не пытался читать мораль или угрожать преследованием по закону — поскольку тут и закона-то не существовало — и это было просто замечательно.

Клаус, однако, вряд ли окажется приспособлен для жизни в этом месте. Уж каким бы ни был его Талант, он не сроден моему, это точно.

Грязные, в ржавых подтеках и в пятнах отлупившей штукатурки, дома смотрели на меня пустыми глазницами окон. Поблизости никого не было видно. Как далеко успел забраться Клаус? Я полузакрыл глаза и постарался «вчувствоваться» в окружающий мир. Я как будто бы стал больше — много больше — и продолжал стремительно расти, захватывая дома и улицы… Я ощущал землю, стянутую многочисленными слоями асфальта, роящиеся в воздухе звуки и запахи, воду в лужах и влагу на стенах домов — здесь недавно прошел дождь… Земля, воздух, вода… Для полноты не хватало только огня, но мне сейчас он и не был нужен: вряд ли бы он помог мне найти пропавшего мальчика.