Битва за небо - Максим Сабайтис Страница 26

Повторю еще раз, хотя стоило бы написать предостережение десятикратно – будь осторожен. Футуроскопия редко обращает внимание на события рядового характера. Она имеет дело с катастрофами, как личными, так и общественными. Мне бы очень не хотелось потерять своего ученика в одной из таких катастроф».

В постскриптуме Поликарп Матвеевич размашистым почерком, очевидно, уже перед тем, как вложить лист бумаги в конверт, приписал:

«Наши философы утверждают, что время нелинейно. Оно как-то связано с тем, кто наблюдает события, происходящие в этом времени. События, еще не наблюдавшиеся никем или уже не наблюдающиеся никем, могут иметь «плавающую» хронологию, т. е. в зависимости от будущего наблюдателя, изучающего случившееся постфактум (или футуроскописта, вглядывающегося в вероятностное будущее), происходить в разное время, различным образом. Это предположение позволяет мне верить в то, что мое письмо самим фактом своего существования изменяет время и воздействует на описываемые в нем события, независимо от того – произошли они на данный момент или же только произойдут. Я верю, я верую, я молюсь за благоприятный исход. Для тебя, для нас и для всего будущего. Просто об этом знай».

Когда поездка продолжается несколько дней, когда воздушному кораблю предстоит пересечь Евразию с запада на восток, оставляя под собой леса, реки, болота и немногочисленные человеческие поселения, на путешественника, не обремененного никакими обязанностями, неминуемо накатывает скука. Большие дирижабли зачастую жертвуют скоростью и маневренностью, чтобы обеспечить пассажиров всевозможными развлечениями. Так появляются в небе летающие казино, бары, рестораны, бильярдные комнаты, синематографические залы и даже бассейны. Зимой, конечно же, большую часть развлечений приходится ограничивать внутренними помещениями, поскольку даже ограждающие от ветра Воздушные Ловушки не способны обеспечить надлежащее тепло на верхней и передней наблюдательных площадках.

Владельцы «Владимира Вернадского» предпочли сделать ставку на скорость, а потому ограничили возможный досуг находящихся на борту традиционным для всех воздушных кораблей патефоном, небольшой библиотекой и компактной кают-компанией. Да, в ней нашлось место и для бильярда, и для ставшего модным английского развлечения «дартс», и, конечно же, для карточного стола. Иное дело, что для такого количества пассажиров кают-компания была недостаточно просторна. Не любивший находиться в толпе Дмитрий предпочитал копаться в корабельной библиотеке. После происшествия с наемным убийцей и совершенно невероятного спасения психотехнику хотелось действий. Адреналиновая зависимость, невольно выработавшаяся в ту ночь, не давала покоя, выдергивала из кровати ради ночных поединков с корабельными «психами», ради вылазки на продуваемую зимними ветрами верхнюю площадку или же похода в кормовую техническую часть, где при помощи паровых двигателей вращались гигантские винты.

Оставаться в одной каюте с Николаем, своим спасителем, едва не ставшим его убийцей, Дмитрий избегал как мог. Неловкость, возникавшую во время каждого их разговора, было просто невозможно скрывать. Дмитрий понимал, что Николай до сих пор винит себя в неловкости, неумении обращаться с оружием и тому подобных вымышленных грехах.

Один из трех подобранных им и запущенных в цель сюрикенов летел прямиком в сердце Дмитрия. Но разве два остальных не попали в убийцу? Дмитрий помнил, с какой легкостью человек в черном читал его Намерения. Подкрасться к такому мастеру со спины, суметь подобрать валяющиеся в темном коридоре сюрикены, а затем пустить их по нужной траектории – на такое был способен не каждый.

Впрочем, и сам Дмитрий был не без греха. С самого детства он не любил, отчаянно не любил оставаться в долгу. Эта зависимость тяготила его, мешала думать о чем-то еще Спасший его жизнь юноша, сам того не желая, поставил Дмитрия в крайне затруднительное положение. Подобные долги было совершенно невозможно отдать тут же – не подстраивать же аварию на дирижабле, чтобы поквитаться. Обычно за разрешением таких вопросов люди отправлялись в церковь, но на этом воздушном корабле, в отличие от «Михайло Ломоносова», в составе экипажа не было ни одного священника. А когда спросить совета не у кого – ищи в собственной душе.

Мимо «Владимира Вернадского» лениво проплыла вереница грузовых дирижаблей. Металлизированные газовые камеры сверкали на солнце, закрепленные на нижней платформе контейнеры напоминали добычу гигантских хищников, устало возвращающихся с охоты. В Зауралье воздушное движение было особенно активным. Железных дорог здесь мало, необходимость обеспечивать многочисленные поселки – велика, и воздушный транспорт стал главным способом доставки грузов.

«Владимир Вернадский» поравнялся с очередным грузовиком, выровнял скорости и перебросил пакет с почтой. Функции почтовой доставки выполняли все российские дирижабли, особенно скоростные – перелетающие из Европы на Дальний Восток или даже в колонии.

Во многом за счет наших отвратительных дорог Россия занимает первое место по воздушным грузоперевозкам, вспомнил Дмитрий цифры из какого-то доклада, когда дым из трубы грузовика качнуло в сторону иллюминатора.

И второе по количеству дирижаблей, тут же продолжил внутренний голос. Сразу после Британии.

Этот вроде бы никак не относящийся к делу факт напомнил Дмитрию про увиденное в конце прошлого года сражение, про японскую ноту протеста, неизвестную субмарину и ожидающего вестей Платона Эдуардовича.

Траектории жизненных путей Дмитрия и Николая расходились. Одному предстояло стать корабельным «психом», разгонять дирижабли, следить за воздушными потоками, другому – вернуться в тихоокеанскую администрацию, сообщить добытые в Петербурге секретные данные, продолжить охоту за неизвестным пиратом.

Расставание казалось Дмитрию неправильным. Он думал о нем, представлял во всех деталях и поражался тому, как это противно природе вещей. Спасенная жизнь требовала ответного дара – ни ум, ни честь, ни совесть Дмитрия не успокаивались, заставляя «психа» часами ходить по узким коридорам, глядеть в иллюминаторы и панорамные окна, листать книги исследователей жизни и древних философов.

Решение ощущалось. Оно плавало где-то рядом, изредка показываясь, чтобы сохранить надежду на разрешение этической проблемы.

Лишь когда «Владимир Вернадский» подлетал к Иркутску, а Байкал уже угадывался на горизонте, Дмитрия осенило. Он сидел в медитативной позе и пытался представить, что бы посоветовал ему сэнсэй. Воображаемый Поликарп Матвеевич загадочно улыбался и прибегал к сократовскому методу, совершенно бесполезному для Дмитрия.

– Ты пытаешься вообразить себя сэнсэем, – налюбовавшись на страдания ученика, сжалилось воображаемое подобие Архипова, деловито разглаживая свою знаменитую рыжую бороду. – Ответ на твою задачу лежит на другом уровне. Постарайся вообразить себя мастером-наставником. Прежде чем пробуждать психотехнический дар в начинающих, настоящий сэнсэй будет хорошим наставником для своего подмастерья.

Воображаемый Альберт Соренберг, былой наставник Дмитрия, появился неохотно. С тех пор как младший напарник получил звание мастера, судьба забросила Соренберга в Финляндию, где он в рамках какого-то секретного проекта совершенно пропал для мира.