Туман войны - Диана Курамшина Страница 26

Голос Павла отвлёк меня от колоритной парочки. Жених передал мне одну из бумаг, указав, откуда мне стоит читать на французском, замусоленный листок.

«… наш «благодетель» опять сегодня писал матушке. Его уже удивляет, что столько посланных писем так и осталось без ответа. Не понимаю, как штабной офицер не может понять, что, если не возвращается посланец, то есть какие-то проблемы. Как удачно мы зашли в это старое имение, перед отъездом старушки…»

— Теперь понятно, откуда Даву стало известно о наших передвижениях. Ему просто «докладывали» об этом из самого штаба, — еле сдерживаясь заявил Павел.

— Насколько я поняла из письма, тот явно не знал, что его почту перехватывают.

— Ты думаешь это чем-то ему поможет?

— Луиза, я должен срочно передать эти бумаги светлейшему! — сказал Михаил вставая.

— Да, конечно, «дядя». Просто я думала ты отобедаешь с нами.

— Хм… — тот тяжело вздохнул, — мы хоть и привезли провизии, но боюсь надолго её не хватит. Я подойду к вам чуть позже.

Но всё случилось иначе. До вечера «дядя» так и не появился, а потом по армии объявили приказ двигаться к Гжатску. Люди возмущённо перешёптывались. Все были уверены, что Кутузов, как только примет армию, отступление прекратит и даст так желаемое всеми генеральное сражение.

Мы с женихом во всеобщем недовольстве не участвовали. Немного поговорив, Павел, под тяжёлым взглядом Ольги, пожелал мне сладких снов и сопроводил в дормез.

Утром нас неожиданно пригласили составить компанию Кутузову в ландо. Вернее, пригласили меня, но Павел решил, что его присутствие будет там уместнее, чем компаньонки.

Рядом со светлейшим сидел грузинский князь. Потому восхитилась предусмотрительности «провидца». Форейтором ^[47] же пристроился денщик Михаила Виссарионовича.

Багратион помнил нас ещё по Смоленску, а посему был настроен вполне благожелательно. Главнокомандующий же начал расспрашивать Павла о Могилёве и был сильно удивлён, что тот не вступил в армию, в первые же дни войны.

— Помилуйте, Ваше высокопревосходительство, зачем же мне в подчинение идти?

Кутузов на этот ответ только нахмурился.

— Ну вот смотрите, господа, в военном деле у меня ни образования, ни опыта нет. А потому будут меня держать за неразумного, — решил объясниться «провидец». — Нужно будет идти куда пошлют и делать что велят. Муштровать солдат, да ещё не известно, кто за начальника будет. А так у меня ополчение из своих людей. Малочисленность порой имеет преимущество. Особенно если как мы, партизанить помаленьку. Для крупных частей конечно, наш отряд не помеха… но и комар может весьма сильно испортить жизнь.

— Партизанить говоришь, — со значением повернулся к Багратиону Кутузов.

Мы оба знали, что недавно Денис Давыдов послал записку Петру Ивановичу, прося разрешения организовать партизанский отряд, который под его руководством мог бы действовать в тылу неприятеля на свой страх и риск. Неустанно бы беспокоили врага и, внезапно появляясь и исчезая, хватали бы пленных, истребляли запасы и обозы.

— А почему нет. Дурное дело не хитрое. Сейчас, еда и фураж самое слабое место у армии. Если их не хватает у нас, что же тогда творится у французов.

Главнокомандующий задумчиво поглаживал подбородок, устремив глаз куда-то в сторону. Ему явно нужно было поразмышлять на эту тему, потому на привале мы вернулись к нашим сопровождающим.

Через несколько дней впереди показался Гжатск, а к нам со стороны Можайска подходило подкрепление. Пятнадцатитысячный корпус Милорадовича ^[48] и десять тысяч московской милиции под началом графа Маркова.

Гул недовольства был уже сильно ощутим. В оправдание светлейший усиленно «искал» подходящее место для сражения. Мы же просто ждали неизбежного.

Наконец двадцать первого августа армия подошла к Колоцкому монастырю ^[49]. Братия обитала в красивейшем здании в стиле барокко, которое тут же превратили в штаб. Над подворьем возвышалась четырёхъярусная квадратная колокольня. На неё со всей осторожностью помогли взобраться Кутузову. Мы с Виллие были против, опасаясь, как подобное может сказаться на здоровье светлейшего, и на всякий случай наверх оправили ещё и врача.

Обозрев сверху окрестности, главнокомандующий увиденным не удовлетворился. Армии предстояло двинуться дальше.

Но выбора больше не оставалось. Французы буквально «дышали нам в затылок», как выразился Павел. Русский арьергард под начальством Коновницына не мог бесконечно сдерживать врага. Последние дни противники шли в видимости друг друга.

Сначала было решено укрепляться у Шевардинского редута, но признав место неудобным, Кутузов отправился дальше. В скорости мы подходили к полям невдалеке от Бородино, которым предстоит стать самым известным и прославленным местом в российской истории.

Ставку Михаил Илларионович решил сделать в Горках, что Павел со смехом прокомментировал: «Как видно все вожди любят это место».

Не смотря на мои возмущения, под наш госпитальный пункт отвели самое удалённое от будущего сражения место. Просто отправили в Татариново. Жених со своим отрядом пребывал со светлейшим, и теперь только четверо татар оставалось с нами.

Умудрённая опытом инвалидная команда тут же облюбовала место недалеко от речки Станица. Разобранные при уходе из Смоленска столы уже собрали обратно.

Неожиданно к нам подъехал приземистый мужчина на небольшой телеге. Обратившись к Егору, он всё-таки направился ко мне. Оказывается, это был один из людей жениха. Месяц назад он получил записку и вот найдя господина Рубановского в Горках, по его указанию привёз нам провизию и лекарства.

План «провидца» постепенно приходил в действие.