Север и Юг. Великая сага. Книга 1 - Джон Джейкс Страница 25

Громкие голоса в одном из домишек привлекли внимание мальчиков и нескольких рабов. В дверях показалась знакомая фигура. Маленький, лысый и толстый, Салем Джонс был обладателем одной из самых ангельских физиономий в мире, но вел себя совсем не ангельски и считал необходимым как можно чаще демонстрировать свою власть, заходя, куда ему вздумается, с плеткой в руке и толстой дубиной на ремне.

Друзья прекратили потасовку, тем более что, пока они боролись, Чарльз случайно сломал удочку. Вид у него, как обычно, был растрепанный: щеки и подбородок вымазаны грязью, рубашка торчала из-за пояса. На прошлой неделе драка с двоюродным братом Каффи Джеймсом стоила ему одного переднего зуба. Но он считал, что щербинка во рту только придает ему лихости.

– Джонс опять подкатывался к Семирамис, – прошептал Каффи. – С тех пор как жена умерла полгода назад, он все время пытается.

– Пока она была жива, он тоже пытался, только так, чтобы никто не видел, – сказал Чарльз. – Так дядя Тиллет говорит.

Салем Джонс прошагал по улице и исчез за своим домом. Чарльз осторожно подошел ближе к лачуге, где жила семья Семирамис. Через открытую дверь в тусклом свете смутно вырисовывался стройный силуэт девушки. Но хотя Чарльз не мог хорошо ее видеть, он живо представлял себе ее образ: шелковистая черная кожа, точеные черты лица, пленительное гибкое тело. Все молодые мужчины на плантации неизменно провожали ее восхищенными взглядами.

Показался Джонс верхом на коне. Вид у него был злобный.

– Приаму точно сегодня достанется, – предположил Каффи, глядя, как надсмотрщик направляется в сторону полей. – Старик Джонс не получил от нее то, чего хотел, значит отыграется на ее брате.

Чарльз посмотрел на солнце:

– Мне бы надо домой возвращаться, скоро обед. Но я, пожалуй, останусь здесь, подожду, чем это закончится.

Все равно никто из домочадцев не хватится его, решил он.

Бродя по поселку, он думал о том, чем может обернуться вся эта история. Высокий и физически крепкий, брат Семирамис обладал еще и очень сильным характером. Хотя его предков привезли из Анголы три поколения назад, в Приаме по-прежнему жил неугасимый дух свободы, которой он был лишен.

Чарльз вполне разделял негодование Приама. Он совершенно не понимал порядка, который даровал свободу одним людям, потому что они были белыми, и лишал ее других только потому, что у них другой цвет кожи. Он находил эту систему несправедливой, даже варварской, и в то же время считал, что она должна быть незыблемой и повсеместной.

Бывало, что они говорили о некоторых сторонах рабства с Каффи. К примеру, Семирамис ничего не имела против имени, данного ей при рождении, хотя Каффи находил его чересчур вычурным. Она совсем не видела в этом какой-то скрытой насмешки над своим положением невольницы. А вот Приам чувствовал издевку очень хорошо. И не делал тайны из того, что ненавидит свое имя.

– Приам сказал, что не будет человеком мистера Тиллета вечно, – доверительно сообщил однажды Каффи. – Он часто так говорит.

Чарльз понимал, что это значит. Приам собирался сбежать. Но зачем? Разве рабство существует не везде? Каффи думал, что не везде, хотя и не мог этого доказать.

Он бродил по поселку почти до самого вечера. Успел даже часик подремать в прохладной темной церкви, а потом сел на ступеньках одного из домишек и начал обстругивать ножом деревяшку, когда с полей потянулись рабы с мотыгами на плечах.

Джонс вернулся домой час назад. Когда он вышел на свое крыльцо, Чарльз увидел, что на его рубашке темнеют пятна пота, а дубинка и плеть явно нарочито выставлены напоказ.

– Эй, Приам! – крикнул Джонс с любезной улыбкой.

Раб, на целую голову выше и на пятнадцать лет моложе надсмотрщика, вышел из группы неторопливо шагавших негров.

– Да, мистер Джонс? – не слишком уважительно откликнулся он.

– Мой помощник сказал, что в последнее время ты плохо работаешь. Да еще и много жалуешься. Не давать ли мне тебе особую норму на каждый день?

Приам покачал головой:

– Я делаю все, что надо. Но мне ведь не обязательно это должно нравиться, да? – Он посмотрел на других рабов, и в его взгляде вспыхнула обида, даже угроза. – Помощник никогда мне не говорил, что он мной недоволен.

Джонс сделал шаг вниз по ступеням – только один, сойди он дальше, макушка его головы оказалась бы ниже уровня глаз Приама.

– Ты и вправду думаешь, что он бы тебе сказал? Нет. Ты слишком глуп, чтобы понять. Ты годишься только для того, что ты делаешь. Твоя работа для ниггеров. Или для скота. – Главный надсмотрщик ткнул дубинкой в живот Приама, стараясь вывести раба из терпения. – Я собираюсь побольше нагрузить тебя работой на недельку-другую. Еще полнормы дополнительно на каждый день.

Кто-то в толпе рабов судорожно вздохнул. Почти у всех плантаторов, за исключением самых жестоких, рабам было принято давать только одну норму в день. Опытный работник мог справиться с ней задолго до захода солнца, и у него еще оставалось достаточно времени и для собственного огородика, и для каких-то личных дел.

Приам стиснул зубы. Он прекрасно знал, что нельзя пререкаться с надсмотрщиком. Но Джонс явно нарочно злил его. Чарльз просто ненавидел этого жирного маленького янки с лысым черепом и плаксивым, гнусавым голосом.

– Ну, ничего не скажешь на это? – Джонс снова ткнул Приама дубинкой, на этот раз сильнее. – А я ведь могу и еще кое-что сделать, не только увеличить тебе норму. Я могу сделать то, к чему призывает твой наглый взгляд. – Он потряс плеткой перед носом Приама. – Что-то вроде этого.

Столь односторонний характер ссоры вынудил Чарльза рвануться с места, как пушечное ядро.

– Мистер Джонс, у вас есть плеть и дубинка, а у Приама ничего нет. Почему бы вам не поступить по справедливости? Дайте ему или то, или другое, а потом подеритесь честно!

Стало очень тихо. Рабы испуганно застыли. С реки донесся хриплый рев аллигатора. Даже во взгляде Приама угас яростный огонь, разожженный Джонсом. Ошеломленный надсмотрщик уставился на мальчика:

– Ты защищаешь этого ниггера?

– Мне просто хотелось бы, чтобы с ним обращались справедливо. Все говорят, что он отличный работник. И мой дядя так говорит.

– Он ниггер. Он и должен хорошо работать. Пока хребет не сломает, если понадобится. А тебе полагается находиться в господском доме, там твое место. Ты постоянно болтаешься здесь, и я уже начинаю задумываться, почему это так. Что тебя так здесь привлекает? Может, своих чувствуешь, вроде как рыбак рыбака видит издалека? Может, в тебе есть черная кровь?

Чарльза взбесила скорее усмешка надсмотрщика, чем само оскорбление. Он наклонил голову и изо всех сил боднул Джонса в живот. А потом два раза ударил кулаком и бросился бежать со всех ног.

До самых сумерек Чарльз прятался у реки. Наконец он решил, что дольше тянуть нельзя и пора вернуться домой. Когда он медленно шел через сад, из-за кустов раздался тихий свист, привлекший его внимание.