Para Bellum - Василий Звягинцев Страница 25

– В зону с оружием? Прямо в барак? – Джаба Иоаннишвили, проходивший по всем учётам как Ивакин, человек небольшого роста, склонный к полноте, с трёхдневной щетиной на щеках, недоверчиво прищурился и откинулся на спинку удобного кожаного кресла. Короткие пальцы пробежали по краю письменного стола, словно по клавиатуре фортепиано. Такая уж была привычка у Джабы Гивиевича – в момент напряжённых раздумий он «наигрывал» одному ему известные мелодии в такт рождавшимся идеям.

– Точно так, Джаба Гивиевич, – подтвердил собеседник, двухметровый вахлак в казённой, но чистой и выглаженной робе. В его обязанности входило ежеутренне докладывать обо всех событиях, которые стоили внимания самого Ивакина. Или представляли нечто из ряда вон выходящее.

«Вор» обвёл глазами стены небольшого, но уютного кабинета его персональной камеры в левом крыле главного монастырского корпуса. Кроме стола с креслом здесь было пусто, не на чем глаз остановить. Разве что пялиться в потолок. Но поднимать взор слишком высоко – до свода было больше пяти метров – этот человек не любил. Предпочитал всё происходящее и всех приходящих рассматривать сверху вниз, в немногих крайних случаях – на равных. Он и сейчас, сидя, умудрялся поглядывать на огромного вестника как бы с высоты некоего трона.

– А кто из наших держит тот барак?

Детина исправлял неофициальную должность помощника Джабы уже не первый месяц. Несмотря на диковатый вид и тупую (тщательно культивируемую) физиономию, дураком не был и, как готовиться к докладу, знал. Научили, что уважаемый человек может задать любой вопрос по теме и ответ должен быть тут же преподнесён на блюдечке. Потому отрапортовал: «Витюля Куцый. То есть Виктор Куцубин. Организация бандгруппы в Марьиной Роще. Полтора десятка удачных налётов. Свой срок уже дохаживает. Но утром увели вместе с «вояками», отправили в спецкамеру при БУРе.

– «Переговорить о Куц.», – черкнул Джаба на листе перекидного настольного календаря.

– Ещё что срочное есть? Нет? Иди. Свободен, – и не по-русски, громко, в иной тональности, рассмеялся собственной шутке.

Камера Ивакина запиралась, как и все другие камеры, но только с двух сторон. Корпусной надзиратель, к примеру, чтобы войти, должен был постучать и ждать, когда хозяин вынет свой ключ из скважины. И только тогда отпереть своим. Впрочем, и наоборот, естественно, но только если надзорсостав получал такую команду от «кума». Тот и наручники мог надеть, но этим своим правом ни разу не воспользовался.

Как и многие обитатели СТОНа, Ивакин жил по особым, нигде официально не прописанным правилам. Срока у него не было, статьи тоже. Посадили, «создали условия», а зачем и на сколько, он и сам точно не знал. О чём с ним говорили сначала на Петровке, а потом и на Лубянке, чем пугали и что обещали – слова и слова. К делу не подошьёшь. Пока что он выполнял свои обязанности и пользовался обещанными льготами, а что завтра будет – вор не задумывался. Наркомов, что ни день, к «вышке» приговаривают, куда тут «маленькому человеку» дёргаться?

Он открыл тумбу стола, достал из неё телефонный аппарат на длинном шнуре. Телефон в тюремной камере! Слыханное ли дело? Поэтому Джаба прятал его от простых надзирателей. Трёхкомнатную камеру ему убирали «шестёрки», вохрам в ней делать нечего, тем более шмоны проводить.

Набрал трёхзначный номер.

– Фёдор Антонович, Джаба говорит, моё почтение. С добрым вас утречком. Спалось хорошо? Я тоже не жалуюсь. У меня просьбишка к вам малая – заключённого Куцубина из второго блока на полчасика ко мне не перекинете? Перетереть кое-что надо. Да знаю, что в БУРе. Москва распорядилась? Прямо вот так? Что ж это делается – начальник режима в своей зоне и власти уже не имеет? Нет, на полчаса, больше не надо. Премного благодарен.

Ивакин положил трубку и пошёл на маленькую кухню готовить себе завтрак. Тюремную еду он не любил, а кулинаром был отменным. Жаль только, на Севере кавказских приправ на рынке днём с огнём не сыскать, ждать по две недели приходится, пока посылка из Тбилиси, Батуми или Кутаиси дойдёт (каждый раз из разных городов, родственников у правильного грузина много). А с остальными продуктами нормально, расконвоенный зэк через день свежатинку таскает. Надзиратели так не питаются, у них на рынок денег не хватает. Почему и радуются самой малой «благодарности».

Куцый явился через три часа. Всё-таки даже Джаба был не всемогущим, понадобилось время для согласования «командировки» с двумя администрациями: собственно тюрьмы и «рабочего лагпункта», со своей некоторой автономией.

Смотрящим в СЛОНе был пожилой татарин Ахмет Кузьмич Гусейнов, медвежатник с дореволюционным стажем. Все называли его Кузьмич. То ли это было погоняло, то ли просто уважительное обращение, понять не мог никто, да по этому поводу как-то и не задумывались. Дед числился санитаром при лазарете. Только очень наивный человек мог бы поверить, что во времена всевластия НКВД «законник» мог жить в зоне по понятиям, отказываясь от работы. Гусейнов был человеком неглупым, да и жизнь научила против ветра не плевать. Он знал, что в его положении есть только два пути: скозлиться, т. е. начать сотрудничать с администрацией лагеря, или пахать как обыкновенный «мужик». Уйти на небо с дымом из трубы котельной или в мёрзлую землю – третья возможность – Ахмета Кузьмича мало прельщало. Потому он и устроился на тёплое – в буквальном смысле – место при лекарне. С учётом того, как была устроена система оказания медицинской помощи заключённым, гарантированная самой демократичной в мире сталинской конституцией, можно было с уверенностью говорить о том, что Кузьмич, в общем-то, воровских запретов и не нарушает, то есть не работает.

О Джабе изо всего трудящегося в поте лица ограниченного «колючкой» контингента, включая и охраняющих, знал только смотрящий. Его доверенный посыльный успел шепнуть Витюле, что его приглашает большой человек, можно сказать, профессор. И на воле о каком-то там Ивакине бандит даже не слыхал. Его впечатлил сам факт: сиделец имеет возможность пригласить к себе нужного человечка так просто, чтобы поговорить.

Конвоиры остались за дверью. «Как на допрос привели», – мелькнуло в голове у бандита. Он остановился у двери, оглядел аскетическую обстановку кабинета. Точно как у «кума», даже поскромнее. Единственно, что поразило, – на рабочем столе стоял чёрный телефонный аппарат. Интересно, с кем он отсюда может разговаривать? Куцый представил, как он прямо из камеры набрал бы номер своей марухи Любани. Смешно.

Сам «большой человек», сидящий за письменным столом, на Витюлю особого впечатления не произвел. Мелковатый, пухлый, небритый – это ладно. Куцубин повидал всякий народец и понял, что главное не в огромных мускулах или двухметровой стати. В Джабе Виктор увидел то, что ненавидел и презирал в этой жизни больше всего. Для себя и корешков он называл это одним словом: «интеллихент», которое всякий раз выплёвывал из кривящегося рта словно харкотину.