К морю марш вперед! - Александр Харников Страница 25

– Василий Васильевич, голубчик, – говорил мне Михаил Илларионович, расстегнув мундир и вытирая большим батистовым платком вспотевшую грудь, – посмотрите – половина лета уже позади. А у нас, как говорят мужики, и конь не валялся. Мы не сможем подготовить необходимое количество провианта, необходимого для войска, боеприпасов и военного снаряжения. А если бы даже случилось чудо и нам бы удалось создать необходимый запас, то мы вряд ли сможем доставить его до Астрахани, откуда, собственно, и должен начаться наш поход. Прошу заметить, Василий Васильевич, что идти нам придется по местам диким, где добыть нужное количество продовольствия и фуража вряд ли удастся. Ну, за исключением, пожалуй, баранов – у жителей горных аулов большие отары, и, как я узнал от моих людей, за хорошую цену обитатели тех мест с большим удовольствием продадут нам овец и коз.

– И что же вы предлагаете, Михаил Илларионович? – спросил я. – Отложить поход на следующий год? Учтите, что к тому времени остатки войск Бонапарта в Египте, которые терпят нужду во всем, не получая снабжения, могут сложить оружие. Вы прекрасно знаете, что на Востоке люди в первую очередь уважают силу. Капитуляцию или уничтожение французского войска наши недруги британцы используют для дискредитации господина Первого консула. Ну, и нас грешных, кои заключили союз с Бонапартом. А нам это надо?

Кутузов тяжело вздохнул, еще раз вытер льющийся по его лицу пот и покачал головой.

– Вы правы, Василий Васильевич. Именно подобные действия, скорее всего, предпримут британцы. После этого нам будет довольно трудно разговаривать с турками, которые почувствуют себя причастными к победе над остатками экспедиции Бонапарта. А потому я хочу предложить господину Первому консулу попытаться заключить почетное перемирие с англичанами и турками, после чего эвакуировать французов на Ионические острова. Там они могут привести себя в порядок, отдохнуть, после чего их можно будет использовать для нанесения вспомогательного удара в Леванте.

– Да, все это так, Михаил Илларионович, но в таком случае нам следует срочно связаться с Наполеоном, чтобы тот принял тяжелое, но вынужденное решение и отдал команду своим генералам в Египте подписать с англичанами конвенцию об оставлении Александрии и Каира и отправке уцелевших войск на Корфу.

В нашей истории так оно и было. Примерно шеститысячный отряд генерала Огюстена Бельяра в конце июня оставит Каир. По условиям капитуляции его на английских судах отправят во Францию. Другой французский генерал Жак-Франсуа Мену в конце августа с пятитысячным отрядом сдался в Александрии. А теперь представьте – десять тысяч опытных солдат и офицеров, умеющих сражаться в пустыне, успевших привыкнуть к жаркому южному солнцу… Из них можно сформировать отборный отряд, который может причинить немало хлопот британцам и туркам.

– Вы правы, Василий Васильевич. Только не стоит забывать, что тот, кто сообщит государю о неготовности наших войск к походу на юг, может стать «черным вестником», который примет на себя гнев императора. Я, честно говоря, не решусь попросить у царя аудиенции, чтобы сообщить то, о чем мы сейчас с вами говорили.

– Михаил Илларионович, но мы ведь не маленькие дети, которые при испуге закрывают ладошками лицо, считая, что таким образом они спрячутся от вещей, их пугающих. Только вы правы в одном – сообщить о неготовности наших войск к походу и об изменении планов государю должен Первый консул. С мнением Бонапарта император считается, и его доводы он воспримет совсем не так, как наши с вами.

– Следовательно…

– Следовательно, Михаил Илларионович, необходимо составить подробную докладную записку и отправить ее в Париж майору Никитину. Пусть он обсудит ее с Первым консулом. Наполеон умный человек и прекрасно поймет, что в данном случае рисковать не стоит.

– Хорошо, Василий Васильевич. Если будет нужно, то я подпишусь под вашей, как вы говорите, докладной запиской. Негоже будет, если я стану прятаться за вашу спину.

– И еще, Михаил Илларионович. Экспедиция может быть отложена на год. Но сие совсем не означает, что мы будем все это время сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Необходимо провести ряд мероприятий, которые могут стать подготовкой к походу. Я переговорю с генералом Бариновым, и мы подготовим план действий, которые необходимо будет заблаговременно провести, готовясь к совместной с французами экспедиции. Если у вас появятся на сей счет какие-либо мысли, то не стесняйтесь, Михаил Илларионович, изложите их на бумаге. Они войдут в план действий.

– Именно так я и сделаю, – кивнул Кутузов. – А пока я пойду домой, прилягу. Что-то сердце у меня разболелось. Наверное, скоро будет гроза…

14 (26 июня) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Дарья Иванова, русская амазонка

Да, у императора Павла Петровича все делается быстро. Любая бумага, будь то любовная записка или именной указ, тут же попадает туда, куда надо.

И исполняется в кратчайшие сроки. Иначе нерадивый чиновник или вельможа рискует получить полновесную клизму из скипидара пополам с патефонными иголками. Это вам не императрица Елизавета Петровна, у которой указы валялись на ее столе неподписанными по году и более. А были и такие, которые она подписывала лишь наполовину. Накарябав перышком лишь первую часть своего имени «Ели…», дщерь Петра дописывала вторую часть после неоднократных напоминаний канцлера через полгода или год. Такой вот характер был у «веселой царицы».

А у Павла Петровича не забалуешь. Решение (правильное или не очень – это уже другой вопрос) он принимал почти сразу. А далее, получив пинок в обтянутые бархатом ягодицы, исполнители начинали носиться со скоростью, близкой к скорости звука.

Об этом обо всем я подумала, получив предписание явиться в покои императрицы в Михайловском замке при полном при параде, дабы там получить из рук супруги самодержца орден Святой Екатерины. По мнению царской четы, я его заслужила своим геройским поведением во время нападения злоумышленников на кортеж Марии Федоровны во время нашего не совсем удачного путешествия в Павловск.

Если же кого-то интересует мое скромное мнение, то я вела себя отнюдь не геройски, в душе трусила, как и все, а что с императрицей ничего не произошло – так это заслуга Геры Совиных и моего отца. А мы в данном случае были обычными статистами. Но с власть предержащими спорить себе дороже. Потому я заранее поблагодарила Марию Федоровну за высокую награду (это без стеба – орден Святой Екатерины считался одной из высших наград Российской империи) и, как положено в таких случаях, обещала «не уронить честь и оправдать верной службой»…

И еще мне ужасно не понравился дурацкий парадный костюм, образец которого был утвержден лично императором Павлом. «Серебряного глазета, по местам вышитое золотом с золотыми снурками и кистями, шлейф же зеленый бархатный» – так значилось в описании церемониального костюма. Для полноты впечатлений на голову мне нахлобучили зеленую бархатную широкополую шляпу. Увидев себя в зеркале, я откровенно заржала. Статс-дама императрицы, которую Мария Федоровна прислала мне, дабы научить меня правилам этикета во время награждения, укоризненно покачала головой. А папа, с трудом скрывая улыбку, тайком показал мне кулак.