Вечность во временное пользование - Инна Шульженко Страница 24

Хотелось заплакать, но она просто закрыла глаза и курила. Курить ей не нравилось, но в 1963 году курили все.

– Вы не замёрзли? Можем зайти куда-нибудь, выпить горячего вина, – беспомощно предложил месье Виго.

– А можем не заходить, – ответила Анн.

– Да, можем и не заходить.

Старше неё почти на десять лет, какой-то главный инженер по газовым коммуникациям, он уже был женат прежде и при этом оставался таким неуверенным! Нет, это не то. Она, конечно, мечтала о любви, но, с одной стороны, вовсе не вычеркнула из памяти свою первую страсть, а с другой, влюблённый в неё мямля совершенно не похож на мужчину, с которым ей было бы не досадно встречаться.

Она решительно поднялась:

– Большое спасибо за чудесный вечер, Антуан. Я поеду домой.

Сердце месье Виго остановилось. Воздух выключили.

Она стояла напротив, лицо с крупными значительными чертами никак не сочеталось с кукольной, взбитой прической. Белый плащ бледнил её, лишь алела помада и темнели глаза. Я сейчас упаду, а она уйдёт.

Он смог только кивнуть.

– Всего хорошего! – насмешливо произнесла она в ответ на его горестный кивок и, резко повернувшись к нему спиной, тоже стала отражаться в мокром чёрном асфальте, шагая к метро.

Через секунду он нагнал её и поразившим движением довольно властно обнял, укрывая широкой полой своего тёмного плаща.

– Вы замерзли, я вас провожу! – сказал он уверенно и громко.

– Что вы делаете? – отшатнулась Анн.

Их обходили люди, месье Виго успевал извиниться, и, не дав ей ступить на лестницу, отвлёк в сторону.

– Небольшая авария, – сказал он, понизив голос.

– Какая авария, я вас не понимаю!

– Я могу проводить вас домой, но у меня квартира на соседней улице, мы можем зайти ко мне, и вы приведёте в порядок свой туалет.

Прошла целая жизнь, а мадам Виго и сейчас помнила, как жаркая, обугливающая волна ужаса и стыда облила её с ног до головы.

– Да, благодарю, пойдёмте к вам.

Они быстро шли к дому месье Виго, он крепко прижимал её к себе, в ладони уместилось все её левое плечо и ещё немного предплечья. Бок, где она сливалась с его боком, горел, она чувствовала быстрый ход его тела и краем глаза видела, как уверенно шагают крупные ноги в тёмных брюках и элегантных ботинках. Тогда она прихватила у горла воротник только левой рукой, а правой обняла его за талию, под плащом, но поверх пиджака.

Это совершенно естественное в их обстоятельствах движение, на которое даже не поднял взгляда ни один из прохожих, – мало ли на улицах Парижа влюблённых парочек под одним плащом? – стало одним из сильнейших эротических переживаний для обоих.

Ещё через несколько длительных, как медленный танец, минут, когда надо было разъять объятие и подниматься по узкой лестнице на пятый этаж, они едва держали себя в руках, понимая, что свидание не окончено.

Двое вошли в тёмную квартиру и замерли. Анн поняла, что он сейчас поцелует её и, сдерживая дыхание, облизала губы.

– Дайте руку.

Он взял её ладонь и повёл куда-то в темноту коридора слева. Зажёг свет:

– Вот ванная комната. Скажите, если что-то будет нужно.

Анн уставилась на своё отражение в маленьком зеркале над раковиной. Она ничего не понимала, и ей это нравилось. На щеках горели аккуратные круглые пятна. В тесной ванной она нашла всё, что могла применить, чтобы изготовить временную прокладку. Возня с бельём, юбкой, плащом несколько отрезвили её и переключили: тогда почему он не включил свет? а почему развёлся? что за преображение она наблюдала?

– У меня есть утюг! – объявил месье Виго из-за двери.

– Поздравляю вас! – крикнула Анн.

Он засмеялся:

– На случай, если вы решите подсушить что-нибудь.

Она вышла с постиранной полой плаща перед собой и вздохнула:

– Нет бы, когда надо, – ливень!

– Ну, может, ещё будет.

– Лью лучше всех! – вдруг включился в беседу третий голос, и Анн впервые увидела, как электрические лампочки летают сами по себе.

Попугайчик подлетел к месье Виго и уселся к нему на плечо.

– Знакомься, Лью, это Анн, девушка, про которую я тебе рассказывал.

– Стой! – с нажимом сказал попугай. – Лью лучше всех?!

– Лью хороший! Не ругайся, – засмеялся месье Виго и почесал розовую голову, – я не включил свет сразу, потому что он испугался бы незнакомца.

– Понятно.

– Чем вас угостить? Сварить кофе? Есть красное вино. Давайте я повешу плащ.

– Вино, да.

Он прошёл на кухню, Лью с его плеча недоумённо озирался на неё. Анн рассматривала небольшую гостиную с двумя узкими высокими окнами, круглым обеденным столом под тёмно-зелёной скатертью и жёлтой, в мутно-белых вкраплениях стеклянной лампой, низко спускавшейся над ним. Два широких кресла с удобными подлокотниками и подушками под спину, приземистый книжный шкаф с глыбой зелёной вазы на нём. На крутящемся, от пианино, табурете в проёме между окнами, забранном старинным зеркалом с причудливо потемневшей амальгамой, красовалась дивная птичья клетка, больше похожая на церковный алтарь с приношениями для бога в виде птички: чего только в ней не было!

За изучением приношений её и застал месье Виго. Лью тоже заметил это вторжение и уселся на кованую петельку, украшавшую верх его дворца.

– Да, – кивнул месье Виго. – Да, я раб этого властелина. Несу всё, что плохо лежит: веточки, цветы, по выходным хожу на рынок за едой – для него, а не для себя.

– Какой король! – изумилась Анн.

– Лью лучше всех! – авторитетно заявил розовощёкий неразлучник.

– Лью хороший, – автоматически подтвердил месье Виго. – Давайте мы его посадим в клетку, а то он не даст нам выпить вина.

Попугай торжественно шагнул на подставленный ему палец и въехал на нём в свой храм. Антуан закрыл дверцу и наполнил бокалы.

– Садитесь, грейтесь.

Анн смутилась:

– Простите меня! Ничто не предвещало… – стала оправдываться она.

– Прекратите. Вы же понимаете, что я счастлив помочь.

И снова она ощутила эту перемену: совсем не тот суетливый, без умолку трещащий вокруг неё человек ответил ей. Она сделала большой глоток вина и подняла взгляд на звуки из клетки.

Лью в страшном волнении выкатил в центр птичку попугая, сшитую из бархата, синенького с зелёной головой, и теперь, причитая и что-то беспрерывно говоря, суетливо бегал вокруг, всеми силами пытаясь оживить тряпичную игрушку с пищалкой внутри. Чем больше он наскакивал на неё или трогал лапой, бил крыльями или клювом, тем громче она пищала в ответ, и тем сильнее волновался и нервничал попугайчик. Треск и слоги, песня и плач, свист и щёлканье, чириканье и урчание – всё, что умел, применил Лью, чтобы оживить свою возлюбленную. Несколько раз они услышали даже неуверенное «Лью лучше всех?!», «Дай поцелую!». Сначала это было ужасно смешно, потом мило, а потом, когда он в отчаянии убежал в угол клетки и оттуда резко крутил головой на игрушку и резко же от неё отворачивался, не прекращая изумлённого вопросительного монолога, Анн захотелось разрыдаться.