На острие иглы - Илья Стальнов Страница 24

Неожиданно все стихло. Пространство заполнил золотой струящийся свет, из которого возник в волнении, в теле широком и полном дух Солнца, Великий дух, цвет которого был подобен закату – золото и кровь.

При его виде по телу моему пробежала дрожь. Мне казалось невероятным, что он может быть покорен моей воле. Но я преодолел нерешительность и требовательно начал:

– Я хочу… – но договорить не успел.

– Знаю, – пророкотало, и этот бездонный голос вызвал дрожь в каждой частичке моего тела.

И вслед за этим все закружилось, заходило ходуном, я будто очутился в колесе, вращающемся в трех осях, и не понимал, где верх, а где низ.

Только бы не выпасть за пределы круга! Там погибель!!! Только бы не выпасть из круга… Не выпасть из круга…

Дух утратил свои очертания. С ревом и свистом начались его метаморфозы. Сияющее колесо, разбрызгивающее кровь, превратилось в огромную синюю птицу, распростершую гигантские крылья, застлавшие весь свет. Она упала на землю, обернулась бешеным тигром, с ревом рвущим свою добычу. Тигр закрутился волчком на месте и вскоре превратился в шар. В красный огненный шар, на который наползли темные пятна и заискрились в лучах золотого цвета. Зеленая кожа… Господи, да это же змея! Змея, обвившая солнце и готовая раздавить его…

* * *

Лицо мне подпаливал костер… Да, да, правая щека пылала, и, наверное, вскоре обуглится… Я должен был отползти от этого костра, стряхнуть пламя… Вскоре уже кожа начнет обугливаться… Пламя… Оно жжет. Но как-то не больно. Оно должно жечь больнее!

Я должен двинуться, но во мне нет сил… От меня осталась одна оболочка, которая не может ничего… Наверное, я мертв…

Я застонал… Стон был очень слабым. И мне показалось, что кто-то стонет очень далеко. Но я слышал стон. Значит, я мог слышать. И мог произносить звуки… Значит, я жив…

Жив?

Огромными усилиями я поморщился. Потом смог нахмуриться. Оказалось, что у меня все-таки есть тело. И я могу им владеть…

Владеть? С каждой секундой эта идея казалась все более привлекательной… Я могу пошевелить рукой? Действительно, приложив гигантские усилия, я пошевелил большим пальцем на правой руке… Потом ладонью… Потом самой рукой…

Рука неожиданно взмыла вверх и ударила меня по щеке… И я разом очнулся… И пришла боль, которая жила в каждой частичке тела. Боль не очень сильная, но ноющая, противная…

Я перевел дыхание… И понял, что из окна падает солнечный свет. Это он грел меня, и моей щеке казалось, что это костер…

Самого окна я не видел, поскольку не мог даже повернуть голову… Наконец повернул. Так плохо мне не было еще ни разу за все время моих взаимоотношений с неведомой колдовской силой.

Дух, вызванный мной ночью, был воистину ужасен. Но ведь и Винер был орешком покрепче, чем Бауэр или Боров Геншель. Я чувствовал исходящую от лекаря некую энергию, и ночная схватка, видимо, была жаркой. Но в душе моей поселилась полная уверенность в том, что теперь все в порядке. Как только я очнулся и вспомнил обо всем, меня сразу лее посетило Знание: Винер мертв. Как он умер? Трудно сказать. Скорее всего лежит у себя в постели, а в груди его торчит кинжал, со знакомым уже рисунком.

Мимолетное чувство жалости шевельнулось во мне. Ведь я очень мало знал Винера, и все же он казался мне живым олицетворением злобы и порока. Но он был человеком, как все мы, имел душу, и я обязательно поставлю за упокой его черной души свечку. Просто он хотел убить меня… Но в этой схватке вышел победителем Я!

Все эти мысли пронеслись в моей голове, раскалывающейся от боли. Я попытался приподняться, но ноющая боль иголками впилась в меня.

Слабость немножко отпускала меня…

Я понял, что лежу в центре круга. Я почувствовал, что если напрягусь, то смогу встать. И вслед за этим вдруг понял, что в комнате кто-то присутствует кроме меня. И этот кто-то глядит на меня с ненавистью…

Застонав, я приподнялся и повернул голову. У дверей, с усмешкой на губах и пистолем в левой руке, стоял лекарь Винер.

– Вы живы? – прошептал я.

– Как видите, Магистр. Вам не удалось меня прикончить.

Скрывать что-то, играть в удивление не было смысла. Этот человек знал все. И притом знал гораздо больше, нежели я. Безжалостна была его усмешка, холодная решимость льдом замерзла в его прозрачных глазах – так должна смотреть на жертву сама смерть, прежде чем взмахнуть косой. Я окончательно осознал, что надеяться мне не на что. Учитывая болезненное состояние, я даже не сумею броситься на него, чтобы умереть с честью. Я смог только произнести, растягивая слова:

– С вами не смогли справиться духи Солнца. Вы тоже обладаете Силой. Кто вы?

– Бросьте лицемерить, Магистр. Я никогда не поверю в эту чертовщину. Вы и сами в нее не очень-то верите.

– Ничего не понимаю… Ничего, – простонал я.

– Где брошь?

– Вот. – Я разжал ладонь. Винер подошел и взял брошь.

– Вот она! – засмеялся он, и мне показалось, что в комнате закаркали вороны, настолько мерзок был этот смех. – Я все-таки нашел вас, Магистр. И суд мой будет справедлив.

– Постойте! – вскричал я, как мне казалось, громким голосом, но на самом деле слабо и жалко. – Я ничего не понимаю. За что вы судите меня?

– За всю вашу недостойную жизнь За зло, которое вы всегда причиняли людям.

– Какое зло? Я всю жизнь жил по совести, и если совершал несправедливые поступки, то не по черноте душевной, а из-за ошибок или из-за безвыходных обстоятельств. И уж зла я причинил людям не больше других.

– Вы стараетесь оттянуть время, но это бесполезно. Я все равно убью вас!

– Все несчастья мои начались после того, как я нашел эти сатанинские брошь и книгу. Во мне проснулась дьявольская сила, меня все хотят убить! – воскликнул я в отчаянии.

– Ваши попытки заговорить мне зубы и сбить с выбранного пути нелепы, – в его голосе было равнодушие палача, привыкшего выполнять опостылевшую за долгие годы работу. – Приговор вынесен.

– Пусть я умру! Но я имею право знать, что происходит?! Последнее желание приговоренного к смерти – закон. Выслушайте сначала меня, а потом делайте как знаете.

Я с трудом присел на полу. Потом, пытаясь совладеть с предательски качающимся полом, привстал, упал на стул.

И я начал говорить…

Наверняка рассказ мой был сбивчивым.

Непоследовательным. Я начинал рассказывать, возвращался к уже сказанному, уточнял. Мне казалось очень важным рассказать ему все. Не знаю, почему я считал необходимым откровенничать с моим злым врагом. Да, конечно, больше слов, чтобы хотя бы на несколько минут продлить свою жизнь, ибо, пока человек жив, остается надежда на то, что ситуация изменится к лучшему. Но дело даже не в этом. Я ощущал, что должен это сделать. И страх за свою жизнь тут был ни при чем…