Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато Страница 24

— Да, это хорошо…

— Знаете, может, мне не стоит это говорить, но вы что-то не очень похожи на коренного американца.

— Ничего, говорите. Все понятно. Майя отличаются от навахо или кого другого. Иногда нас даже принимают за выходцев из Юго-Восточной Азии.

— Вы и на азиата не похожи. И на латиноамериканца. — Марена улыбнулась, чтобы придать разговору игривый оборот, словно боялась показаться расисткой. Но она была права — я действительно особо ни на кого не похож. Майя обычно невысокие и коренастые, но я метис, а благодаря кальцию, полученному мной в Юте (в отличие от большинства я не страдал непереносимостью лактозы, а ведь мне довелось совершить посадку на планете, где практически единственным легальным напитком является молоко [134]), я вымахал до пяти футов девяти дюймов, на голову выше любого в моем родном семействе. Я весил около 135 фунтов [135](так что одежду в отделе для великанов не покупал), и лицо у меня выглядело удлиненным. Чистокровные майя обычно широколицые, в профиль похожи на коршуна, анфас — на сову. Но у меня этакий среднетропический вид. Иногда люди, услышав мое второе имя, спрашивают, не с Филиппин ли я. Сильвана — она вроде моей бывшей жены — говаривала, что из-за длинных волос я похож на ухудшенную версию Киану Ривза в «Маленьком Будде». [136]Я хотел было сказать об этом Марене, но потом передумал. Пусть останется хоть немного таинственности.

Когда я ничего не ответил, она, похоже, немного разволновалась.

— Вы ведь не считаете игру Иш оскорбительной? — спросила она.

— Нет-нет…

— Боюсь, что мы сделали майяских ребят слишком уж… ну, вы понимаете…

— Дикими?

— Да.

— Ну, скажем, вы не сделали их привлекательными.

— Нет.

— В любом случае, я не сомневаюсь, что нравы в те времена были не очень мягкими.

— Ну да, у людей вырывали сердца и всякое такое.

— Вообще-то майя этими вещами не занимались, — заметил я. — То есть в точности об этом никому не известно.

— Правда?

— Может, позднее, веке в четырнадцатом. Но не в классический период. Сердца — скорее по мексиканской части.

— Вот как. Извините. И все же майя не были чужды каннибализма, верно?

— Не знаю, — сказал я. — Вероятно, это все испанская пропаганда. Они, безусловно, иногда приносили людей в жертву. Но ели их или нет — неясно.

— Понятно. Извините.

— Впрочем, стоит ли придавать этому значение? Я хочу сказать, что в наши дни каннибализм считается вполне приемлемым. Что-то вроде гольфа.

— Угу. Пожалуй.

— Вы знаете, что в Англии девятнадцатого века существовал медицинский каннибализм.

— Вы имеете в виду прах мумии? [137]

— Да. И еще, скажем, считалось, что кровь человека, умершего насильственной смертью, лечит эпилепсию, и потому, когда на Линкольнс-Инн-Филдс [138]вешали преступников, фармацевты делали мертвецам кровопускание, смешивали кровь со спиртом, а потом такую микстурку предлагали в аптеке Гарриса. [139]

— Любопытно.

— Да, а разве христианство не освящает каннибализм? Если задуматься, то что же такое причастие?

— Да-да-да, я об этом думала. Рассмотрим в качестве еще одного поветрия способ сбросить вес.

— Допустим.

— Вы, пожалуй, правы, ничего страшного в этом нет. Я хочу сказать, что съела свою плаценту.

Я промолчал.

— Простите, я вас шокировала? — поинтересовалась она.

— Я, гм…

— Слушайте, — сказала она, — Таро утверждает, что вы знаете всякие астрономические трюки.

— Правда?

— Правда.

— А он вам не говорил, что я умею хватать ртом тарелочки фрисби?

— Да бросьте. Ну окажите мне любезность.

— Хорошо. Выберите дату.

— А время какое?

— Любое.

— Скажем, двадцать девятое февраля две тысячи пятьсот девяносто четвертого года.

— Это не високосный год.

— Тогда двадцать восьмое февраля.

— Это будет пятница, — сказал я.

— Вы мне морочите голову.

— Пятница, пятница.

— Неужели?

— Да. Я еще могу вам сказать, что восход солнца в этот день (если он настанет, конечно) на Восточном побережье состоится приблизительно в шесть пятьдесят, а закат — примерно в шесть двадцать четыре.

— Ну конечно, — улыбнулась она. — А меня зовут Анастасия Романова.

— Могу добавить еще кое-что. Венера взойдет в восемь пятьдесят семь утра (хотя вы этого, конечно, не увидите), а зайдет в девять пятьдесят шесть вечера, если наблюдение вести прямо отсюда. А Сатурн зайдет в четыре тридцать четыре утра.

— Вранье.

— Прогуглите.

— Я вам верю, — сказала она. У нее была широкая улыбка. — Это безбожно. — Судя по всему, «безбожно» в ее устах означало «грандиозно». — И сколько же людей способны на такое?

— Я больше ни одного не знаю. Есть люди, которые могут всякие другие штуки…

— Ммм, — подавила она смешок.

Ну да, подумал я, мозги у меня работают. Кубик Рубика я разделаю в один миг, заполню все нерешенные страницы в сборнике судоку, рассчитаю налоги в шестнадцатеричной системе, только покажи мне исходные цифры…

— Это правда, что вы говорите на двенадцати языках? — спросила она.

— Нет-нет-нет, — ответил я. — В действительности только на трех. Если не считать языки майя. Большинство из них я знаю.

— Значит, вы владеете английским, испанским и майяским.

— Да. И понимаю несколько других. В смысле, читать могу. Немного даже говорю — во всяком случае, достаточно для того, чтобы попросить у продавца томаты.