Андроид Каренина - Бен Уинтерс Страница 24

«Все выскажу ему, все заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», — решил сам с собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.

— Наверху двенадцатый и тринадцатый, — автоматически ответил II/Швейцар/7е62 на вопрос Левина.

Дверь двенадцатого номера была полуотворена, и оттуда, в полосе света, выходил густой дым дурного и слабого табаку и слышался незнакомый Левину женский голос; но Левин тотчас же узнал, что брат тут; он услышал его покашливанье.

— Кого нужно? — сердито сказал голос Николая Левина.

— Это я, — отвечал Константин Левин, выходя на свет.

— Кто я? — еще сердитее повторил голос Николая.

Слышно было, как он быстро встал, зацепив за что-то, и Левин увидел перед собою в дверях столь знакомую и все-таки поражающую своею дикостью и болезненностью огромную, худую, сутуловатую фигуру брата, с его большими испуганными глазами. Карнак, сгорбившись, сидел в темном углу. Это был перепачканный маслом измятый андроид, более похожий на консервную банку, с черно-оранжевыми полосами ржавчины и коррозии на боках медного цвета.

Николай был еще худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его в последний раз. На нем был короткий сюртук. И руки, и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели на губы, те же глаза странно и наивно смотрели на вошедшего.

— А, Костя! — вдруг проговорил он, узнав брата, и глаза его засветились радостью.

Карнак поднял скрипучую голову и устало застонал. Через секунду на лице брата остановилось совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение.

— Я писал вам, что я вас не знаю и не хочу знать. Что тебе, что вам нужно?

Он был совсем не такой, каким воображал его Константин. Самое тяжелое и дурное в его характере, то, что делало столь трудным общение с ним, было позабыто Константином Левиным, когда он думал о нем; и теперь, когда увидел его лицо, в особенности это судорожное поворачиванье головы, он вспомнил все это. Карнак рыгнул со странным металлическим призвуком, и внутри него с оглушительным визгом сцепились какие-то шестеренки.

— Мне ни для чего не нужно видеть тебя, — робко отвечал он. — Я просто приехал тебя видеть.

Робость брата, видимо, смягчила Николая. Он дернулся губами. Впервые Левин заметил маленькую серую пустулу, пульсирующую над левым веком брата.

— Приехал повидать меня… Так, значит? — сказал он со злостью.

— Таааааак, значиииит, — захрипел Карнак. Сократ отступил на шаг назад от другого робота, словно бы боясь подхватить от него ржавчину и слабость шестеренок.

— Что ж, входи, садись, — сказал Николай. — Хочешь ужинать? Маша, три порции и свежего влагопоглощающего реагента для роботов. Нет, постой. Ты знаешь, кто это? — обратился он к брату, указывая на женщину. — Эта женщина, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — от этих слов Левин покраснел, зная, о чем говорит брат. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она все равно что моя жена, все равно. Так вот, ты знаешь, с кем имеешь дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот бог, а вот порог.

И опять глаза его вопросительно обежали всех. Большая ржавая голова Карнака перевалилась на другую сторону.

— Отчего же я унижусь, я не понимаю.

— Так вели, Маша, принести ужинать: три порции, влагопоглощающего реагента, водки и вина… Нет, постой… Нет, не надо… Иди.

Когда они принялись есть, Николай выплюнул на пол несколько больших сгустков слизи, и Левин заметил еще одну серую пустулу, несколько большую, чем первая, пульсирующую на щеке брата. Было трудно есть.

— Да, разумеется, — сказал Константин, когда его брат принялся рассказывать о своем новом плане по созданию артели для роботов III класса. Он старался не замечать румянец, выступивший под выдающимися костями щек брата.

— Но зачем нужно такое объединение? В чем его суть?

— В чем суть? Да в том, что роботы были превращены в рабов, ровно так же, как и крестьяне в царские времена. Мы относимся к ним как к неживым объектам, потому что создали их, но, создавая этих роботов, мы наградили их сознанием и свободной волей.

— Свободной волей, которую ограничивают Железные Законы, — напомнил Левин брату.

— Да, да, Железные Законы. Однако же свободой волеизъявления они все же обладают, своеобразной свободой. И так же, как Господь Бог позволил человеку управляться со своей жизнью по собственному разумению, так и мы должны предоставить этим чудесным роботам возможность попробовать свои силы и освободиться от рабства, — произнес Николай, раздраженный тем, что ему возразили. Он указал на Карнака, словно бы великолепие его собственного робота могло послужить прекрасной иллюстрацией сказанному. В ту же секунду одна из конечностей Карнака отвалилась со слабым металлическим лязгом.

Левин вздохнул, оглядывая в это время комнату, мрачную и грязную. Этот вздох, казалось, еще более раздражил Николая. Ему все труднее было говорить из-за приступов кашля, сотрясавших все его тело. В конце концов, он вышел из номера, чтобы уже как следует откашляться, и зло объявил, что находит в этом особое удовольствие — удовольствие бомбардировать своей мокротой проезжающие экипажи; это было одно из тех немногих наслаждений, которые жизнь все еще доставляла ему.

— А вы давно с братом? — спросил Левин Марью Николаевну.

— Да вот уж второй год, — сказала она, понизив голос и отвернувшись от сенсоров Карнака, хотя самому Левину казалось, что это излишняя предосторожность и датчики робота и так немилосердно затуманены и мало что способны были улавливать. — Здоровье их очень плохо стало. Пьют много, — сказала она.

— То есть как пьет?

— Водку пьют, а им вредно.

— А разве много? — прошептал Левин.

— Да, — сказала она, робко оглядываясь на дверь, в которой показался Николай Левин.

Он продолжил свои утомительные речи и вдруг высказал странное предупреждение:

— Если мы не позволим им управлять своей собственной судьбой, то они будут управлять нашими.

Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать с одного предмета на другой. Константин с помощью Маши уговорил его никуда не ездить и уложил спать совершенно пьяного.

Маша обещала писать Константину в случае нужды, и они расстались. Спускаясь по скрипучей лестнице вместе с Сократом, Левин пришел к выводу, что с братом происходило что-то неладное, и причиной тому был не только и не столько алкоголь. Он стал гадать, в чем же дело.