Хроники Навь-Города - Василий Щепетнев Страница 24

— Я не знаю, — Фомин отложил пергамент. — Не знаю. В мое время… то есть перед отлетом «Королёва» на Марсе вели поиск разведчики, но они были героями. Стать разведчиком мог далеко не всякий, пробивались лучшие из лучших, элита — как сейчас в рыцари. Перебои со снабжением — да, случалось. Земля, она далеко от Марса. Имена Ильзе и… как его там… Рейтё мне ничего не говорят. Никакого Александра Четвертого в тридцатых годах — в одна тысяча девятьсот тридцать третьем году — не было. Датировать рукопись не могу, считать документальной тоже.

— Не считать документальной? А какой?

— В двадцатом и двадцать первом веке — во всяком случае, до нашего полета — многие писали так… для развлечения. Выдумывали, сочиняли.

— Сочиняли? — Бец-Ал-Ел уважительно покачал головой. — Да, могучие были люди. Каким богатством, какой щедростью должен обладать человек, чтобы тратить свою ментальную энергию на сочинение! Измыслить целый мир! Воистину, то было время титанов.

Фомин за уважением расслышал насмешку. Летописцу, ученому, да просто занятому человеку сочинители кажутся либо циничными скоморохами, за медяки потешающими публику, либо не выпавшими из детства чудаками. Настоящие странники-сказители поют правду, одну правду и ничего, кроме правды.

— С другой стороны, многие сведения оставались достоянием специалистов. Я не криптоархеолог и не следил за марсианской разведкой. Меня больше интересовали дальние полеты. Рейс к Урану, например. Или испытания пространственного двигателя.

— Время титанов, — повторил Бец-Ал-Ел. — Обретем ли мы когда-нибудь утерянную силу?

Вопрос явно не требовал ответа.

Фомин и не ответил. Встал, подошел к гравюре, висевшей на стене. Изображен был на гравюре Замок — тот же остров, те же очертания, но только немного пониже и стены, и башни. Москва тоже не сразу строилась, Кремль в шестнадцатом веке был куда меньше Кремля века двадцатого. Но здесь, конечно, не Кремль: чтобы не спутали с каким-нибудь другим замком, нарисована была лента с надписью «T’Ver, Anno 5004».

— Таким был замок почти пятьсот лет назад, — пояснил Бец-Ал-Ел. — Гравюра руки Ум-Шила, победителя драконов, тридцать четвертого барона Т’Вер. Ум-Шил передал Замок своему сыну, а сам стал отшельником в Шииловском лесу.

— Замечательно! — искренне ответил Фомин.

Барон сумел на гравюре показать не только замок. Еще страх. Еще тоску. Еще обреченность. Хотелось бежать отсюда, бежать без остановки — куда угодно. Хоть и в лес.

Он хотел расспросить мага о бароне, но помешал слуга.

— Баронесса зовет своего мага.

— Спешу на ее зов. Для того нас, магов и грамотеев, и держат. Надеюсь, нам еще удастся побеседовать, — Бец-Ал-Ел любезно поклонился Фомину.

— Надеюсь, — в тон ему ответил рыцарь.

— Баронесса просит доблестного рыцаря подождать ее здесь, — продолжил слуга, обращаясь теперь к Фомину. — Она только отдаст необходимые распоряжения.

Фомин вернулся к гравюре.

Рыцарь-послушник оторвался от манускрипта. Прочитал. Или кончилось действие заклинания тишины — выдохлось, отпала нужда.

— Удивительно, как много знал черный мудрец Кии-Н’Га о Силах Тьмы. Но вряд ли его знание поможет мне, — ищущий И-Гор с сомнением смотрел на Бец-Ал-Ела.

— По-прежнему в тумане? — поинтересовался Фомин.

— В черном тумане на дне глубокой пропасти посреди безлунной ночи, — несколько витиевато выразился рыцарь-послушник. — Устал, словно день верхом на коне скакал, а что сделано? Ничего. Прочитал свиток.

— Вы еще думали, друг мой, — утешил Фомин.

— Если бы думал… — рыцарь встал, прошелся по залу. — Думать, делать выводы — какое счастье. А я блуждаю с повязкой на глазах, не решаясь ее снять.

— Почему же не решаетесь?

— Страшно, доблестный рыцарь. Очень страшно. Вырасти с сознанием, что живешь если не в добром, то все-таки своем мире, и вдруг очутиться среди чудовищ… — он тоже остановился перед гравюрой. — Замок… Здесь я родился, здесь рос… Рос-рос, и вырос…

Гравюра произвела впечатление и на него. Рыцарь задумался, погрузился в воспоминания. Верно, о счастливом детстве.

Конечно, о счастливом. За стенами замка Т’Вер можно было не бояться налета мутов или рейда завистливого соседа — и так много поколений подряд. Безопасность — она как воздух, пока постоянна, ее не видишь и не ценишь.