Даркут. Великий перелом - Алим Тыналин Страница 24

Больше всего на свете Лиреа любил взлететь выше облаков, сложить крылья и камнем упасть вниз. Он упивался ощущением полета. Когда ветер свистит в ушах, тело пронзает багровые облака, а ты скользишь в воздухе. И можешь лететь в любую сторону, куда только захочешь.

Вот и сейчас он взлетел в небо так высоко, как никогда еще не поднимался. Облака остались внизу. Светила Та и Ум скоро соединятся в полуденном танце, а затем пойдут в разные стороны.

Лиреа почувствовал, как мерзнут пальцы рук и ног. Здесь, над облаками царил невыносимый холод. Он тяжело дышал, потому что лететь вверх это не ракушки собирать. Считанные единицы из сиру способны взлететь на такую высоту.

Воздуха здесь мало, и Лиреа задыхался. Он приоткрыл клюв, стараясь вдохнуть редкий воздух. Наконец, с усилием вздымая крылья вверх и опуская вниз, он решил, что взлетел достаточно высоко. Выше был только черный купол с яркими желтыми звездочками. А еще ослепительно сверкали белое Та и голубое Ум. Внизу необъятное море из пухлых красных облаков. Он глянул на светила, поклонился им, замер на мгновение в воздухе. А затем сложил крылья, вытянул руки вдоль туловища, и камнем нырнул вниз головой.

Лиреа принадлежал к сиру, расе меднотелых людей-птиц. За спиной у них росли крылья. Тело покрыто красным твердым оперением, вместо носа и рта изогнутые клювы, кривые руки и ноги похожи на лапы грифа. Они жили на отдаленном каменистом острове Рукх на краю мира. Гнезда вили на отвесных скалах. Кораблям людей было трудно причалить к острову из-за вечно бурного моря и испещренных рифами берегов.

На памяти Лиреа варнахи два раза умудрились высадиться на острове. Тогда сиру поднялись в воздух и кружа над людьми, сбрасывали на них твердые и острые, как железо, перья. Варнахи погибли, пронзенные перьями, как стрелами. Затем Лиреа вместе с другими воинами спустился вниз и добил десятки раненых, разорвав когтями глотки и спев победную песню.

Сейчас он летел вниз через облака с неистовой скоростью. Его пьянило падение. Лиреа даже чуть шевелил крыльями, чтобы лететь еще быстрее.

Когда он прорвался сквозь клочья красных облаков, в бок ударил сильный поток ветра. Молодого сиру такой порыв мог сбить и перевернуть в воздухе. Но Лиреа был слишком опытным летуном. Он тут же вытянул крыло, согнул другое, и плавно, как в реку, вошел в струю. Полетел в сторону. А когда пересек воздушный поток, вновь сложил крылья и продолжил падение.

Облака рассеялись и далеко внизу появились темно-зеленые воды безбрежного моря. Вдали на горизонте темные изломанные очертания острова Рукх. Сегодня было пасмурно, лучи светил не могли пробиться сквозь тучи.

Лиреа чуть поворачивал голову, глядел по сторонам. Зрение у него превосходное, сверху он видел косяки рыб, плавающих под водой. Наконец заметил крошечное коричневое пятнышко. На волнах покачивалась лодка. Парус сложен на дне. У руля сидит человек. Лиреа устремился к лодке. Воздух шуршал на его перьях.

Он подлетел очень быстро и остановился только у самой лодки. Крылья задели воду и подняли тучу брызг. Прыгнул на дно, сложил крылья, сел на сиденье, как сова на ветке. Лодка закачалась.

Человек замахал руками, отряхивая лицо от воды, и проворчал:

— Когда-нибудь опрокинешь лодку. Можно ведь подлететь аккуратно.

Он был бородатый и немолодой. Толстый красный нос, густые седые волосы, торчащие во все стороны. Сильные руки и ноги человека, с детства занятого физическим трудом.

— Принес? — спросил Лиреа. Ему трудно давался язык варнахов, поэтому он говорил кратко.

Человек кивнул и полез в карман. Его звали Раки. Он одел грязную двубортную куртку, а под нею полосатый шерстяной жилет. На ногах короткие и широкие штаны, испачканные рыбьими внутренностями. Раки каждый день ловил рыбу и жил за счет моря.

Он вытащил свернутый кусок ткани. Развернул, вытряхнул содержимое. На грубой мозолистой ладони лежали вперемешку желтые и синие жемчужины. На Варнахских островах их можно было недорого обменять за рыбу. Белые и черные попадались реже и стоили намного дороже. Сиру нравились любые жемчужины. Они с удовольствием обменивали их на свои перья. Затем Раки с выгодой продавал перья княжьему кузнецу, он делал из них отличные стрелы.

— Хорошо, — кивнул Лиреа. — Перья вечером.

Раки завернул жемчужины и отдал Лиреа. Пробурчал:

— Опять до темноты ждать. Ветер крепчает.

Лиреа спрятал сверток на поясе, встал и приготовился лететь.

— Ты уж поосторожнее, — предупредил Раки, но Лиреа прыгнул в воздух, чуть не опрокинув лодку, поджал ноги и расправил крылья. Тяжело взлетел.

— Чтоб тебе клюв отбили, — пробормотал рыбак, держась за борта качающейся лодки.

* * *

С поздней ночи до полудня Гвильния стояла над яйцом в гнезде, и уговаривала малышку поскорее разбить скорлупу. Птенчик слушала мать и время от времени изнутри стучала в верхушку яйца.

— Ну же, сладость моя, бей сильнее, не бойся, — говорила Гвильния.

Из скорлупы раздавалось осторожное постукивание.

Ракиа, молодой отец, нетерпеливо ходил по гнезду, и то и дело встряхивал длинными треугольными ушами.

— Это оттого, что она девчонка, — сказал он внезапно и остановился. — Мальчик бы давно пробил скорлупу.

Супруги только полгода назад образовали семейную пару и снесли первое совместное яйцо.

Гвильния недовольно глянула на мужа.

— Не пугай малышку своим диким голосом. Иди наружу на скалы. Узнай, кто вылупился у Актании. Мальчик, наверное?

Ракиа опять вперевалочку пошел кругами по гнезду, недовольно щелкая клювом.

— Не хотел тебе говорить. У нее родился мертвый птенец. Он уже давно не подавал признаков жизни. Пришлось сломать скорлупу.

— Бедная Актания, — у Гвильнии от расстройства немного расправились крылья. — А что случилось?

Ракиа пожал плечами.

— Наверное, все дело в желтой болезни, которую она перенесла перед кладкой. Актания перенесла легко. Всю болезнь, оказывается, забрал ребенок. Он весь желтый был.

— Что за ужасы ты рассказываешь? — сказала Гвильния. — Зачем так пугать, ты не видишь, что я и так вся распереживалась?

— Ты сама спросила об Актании, — огрызнулся Ракиа.