Степень превосходства - Юрий Соколов Страница 24

Сперва предстояло пройти по землям соседних племен и никто не чинил препятствий. Все акимики-теру слышали о Мудрейшем и чтили его, и если бы у лесных людей был Первый-среди-знающих, как это заведено у степных племен хантагу-теру – людей ветра, так старец непременно бы им давным-давно стал.

Старые люди говорили, что раньше, в молодости, когда Мудрейший был простым охотником, девушка, которую он любил, ушла в лес собирать съедобные коренья и не вернулась. Безутешный, он много дней разыскивал ее, пока не нашел, – грудь ее была разорвана, девушка умерла уже давно, однако звери не тронули тело. Ведь ни одно животное не приблизится к трупу того, кого казнил Великий Бог Айтумайран, и на нем не бывает следов разложения. Охотник, как и все люди, до этого времени строго соблюдал табу, чтил духов, но теперь не смог принять с чистым сердцем того, что случилось. За какие проступки Айтумайран казнил его любимую, он не знал, да и не хотел знать, ибо все, что осталось в его жизни, была мучительная, неутолимая и ничем не облегчаемая боль. Он при всех бросил копье наземь, отрекся от своего рода и своего племени и во всеуслышание поклялся найти земли, на которые не распространяется власть Айтумайрана. О существовании таких мест говорилось в древних преданиях, но никто не мог сказать, где они находятся. Охотник ушел далеко, долго странствовал среди чужих племен и наконец добрался до таинственного Края твердой воды, о котором и болотные люди, жившие еще дальше людей ветра, знали только понаслышке. В самом же том краю совсем не было людей – лишь немногие диковинные звери и птицы могли жить там, где вода большую часть года не течет в ручьях и реках, но тверда как камень. В тех землях нелегко добыть пропитание, жизнь трудна и мучительна, однако она была не мучительнее той боли, что носил в себе молодой охотник, и он остался. Но однажды, стоя на берегу огромного таинственного озера, в котором плавали белые сверкающие скалы, а вода обжигала словно огонь, он увидел, как из него на сушу вышел Айтумайран. Вид его был ужасен; шерсть, алая, как пламя, намокла, а из клыкастой пасти стекала смешанная с водой кровь… И охотник, который в этот день перестал быть простым охотником, а стал Великим знающим, возвратился в родные леса, дабы рассказать людям, что свободных от власти Айтумайрана земель нет, и если даже человек с помощью колдовства обратится в рыбу, то и под водой не обретет свободы. А за то, что он смог постичь все это, Айтумайран даровал Мудрейшему неестественно долгую жизнь, и даже отцы отцов, видевшие взрослыми своих потомков до третьего и четвертого колена, помнят его не иначе, как глубоким стариком с длинными седыми волосами…

Теперь Мудрейший вел людей все дальше вглубь леса, и последними на пути лежали владения племени Итко, а за ними простирались необитаемые земли, царство богов айту, куда не отваживался заходить ни один человек. Все ждали, что старец повернет на закат или на восход солнца, где людей было меньше и племя могло занять пригодные для жизни и охоты места не прибегая к силе. Но на восьмой день странствия в краю Итко Мудрейший остановился на поляне, где недавно совершили большое жертвоприношение. Десять юношей и десять девушек лежали вокруг Священного столба ногами к нему, и хотя разложение зашло уже далеко, но текло вяло, а дикие звери не тронули тела. Это свидетельствовало о том, что жертва оказалась приятна богам Вечного леса, и они где-то близко. Мудрейший ушел на самый край поляны, долго сидел там, обхватив колени руками, затем подошел к столбу и стал обходить тела, произнося таинственные слова. Агизекар увидел тогда, как побелело лицо проводника из племени Итко. Расспросив его, он узнал, что Мудрейший называл мертвых по именам – по их священным именам, которые дают избранным в день жертвоприношения, и которые слышат только те, кто при этом присутствует, да боги айту. Но ведь проводник знал, что в тот час, когда оборвалась жизнь его соплеменников, Мудрейший находился еще в шести днях пути от этого места!.. Тогда и Агизекар испугался, а потом…

Потом старец выпрямился, надел на голову череп хасаха и пошел дальше – прямо в ту сторону, где кончались земли Итко и начинались владения айту. Люди боялись, но послушно шли за ним, и никто не отважился преградить ему путь и спросить – что же он делает? Куда они идут? Агизекар чувствовал, как в его сердце вползает холодная змея страха. Даже на лицах бывалых охотников читался испуг. Вождь воинов Дакапо, который не боялся никого и ничего, и тот выглядел подавленным. А Мудрейший вел их все дальше и дальше вглубь Вечного леса. Каждое утро он поднимался с земли, надевал на голову тяжелый череп, шел вперед, не зная усталости, останавливаясь только тогда, когда и более молодые уже падали с ног, – и так день за днем, пока все не потеряли счет бесконечным дням пути.

Изредка племя раскидывало временное стойбище, чтобы отдохнуть и пополнить припасы охотой. Вскоре начались места, сказочно богатые непуганой дичью. Люди начали понемногу привыкать к мысли, что они забрались в самое сердце страны айту, и вот ведь чудо – ничего страшного не происходит. Боги не покарали их за дерзость, даже, как будто, благоволят к ним – иначе с чего бы добыче чуть ли не самой идти в руки охотников? Непонятно… непонятно. Но как хорошо жить-то – еды вдоволь на каждого, давно уже не было так; Мудрейший отменил почти все запреты, оставив лишь несколько. Дрожь пробирает от такой нежданной свободы: делай что хочешь, охоться везде и на кого только хочешь – не прогневаются ли боги? А сам Айтумайран? Не пора ли остановиться? Проходило время, но боги не гневались. А Мудрейший вел племя вперед и вперед, пока не привел сюда.

В лесу выбрали удобное место для поселка и первым делом водрузили посреди будущего Места собраний Священный столб духов, сделанный, согласно обычаю, из ствола засохшего на корню молодого дерева. Мужчины построили хижины, женщины возделывали землю. Между вековыми деревьями были расчищены многочисленные небольшие участки, где посадили пакуай, дар богов, из зерен которого делают потом вкусные лепешки. Вокруг на многие дни пути лежали необитаемые леса, но люди скоро привыкли. Да во многом это было и к лучшему – не нужно опасаться внезапного нападения соседей, если те вдруг встанут на путь Священной войны. Акимики-теру редко воевали между собой, но все же иногда это случалось. Не все говорящие-с-духами были похожи на Мудрейшего, который ни разу не повелел Дакапо поднять своих воинов для похода. А теперь, даже если другие племена лесных людей отважатся пойти следом, так ведь вокруг полно места – занимай любые охотничьи угодья, сколько нужно… Однако поселок все же построили так, чтоб к нему было трудно подобраться незамеченным. Одинокие молодые храбрецы, избравшие тропу воина, выстроили далеко в лесу свои крохотные, незаметные чужому взгляду убежища, живя в коих день и ночь наблюдали за подходами к деревне, ведь настоящий боец всегда начеку, даже, когда спит… Хотя на них и на старом месте мало кто решался напасть: боялись многочисленности племени, боялись свирепого Дакапо, не знавшего страха в бою и беспощадного к врагам, но больше всего боялись Мудрейшего, который – все верили в это – находился под защитой самого Великого Бога Айтумайрана. А с Айтумайраном спорить бесполезно…

Агизекар споткнулся о корень дерева и пришел в себя. Как глубоко он задумался! Это не годится! Хотя, тут же сам себя успокоил он, было о чем – за последнее время столько всего произошло, аж голова идет кругом. И не только у него. Они поселились там, куда и заходить-то никто не решался, – раз. Мудрейший не велел устанавливать Священные столбы в местах для совершения жертвоприношений – два. Жертвоприношений больше не будет, сказал он. Тут уж все просто лишились речи от изумления. Ни одного молодого воина, ни одну девушку не принес в жертву Мудрейший за долгие годы, что управлял племенем, – всегда ему удавалось обойтись без этого и умилостивить богов молитвой. Все только рады были: никому не хочется раньше срока переселяться в Край богатой охоты, пусть даже ради общего блага. Но чтоб совсем отменить древний обычай?!.. Будь на месте Мудрейшего кто другой, его самого немедленно принесли бы в жертву. А так люди помялись-помялись, да и смирились в очередной раз – привыкли уже, что старец всегда и во всем оказывается прав…