Принц Густав. Выжить и победить - Маргарита Полякова Страница 24

— Потому что, даже если Годунов мне поверит, сделать ничего не сможет. Или не захочет. Или никаких результатов не добьется, а я крайним окажусь.

— Но ты все равно хочешь ехать в Московию? — недоумевал Густав.

— Да. У тебя нет Родины, поэтому ты меня не поймешь. Я должен это увидеть. Даже если ничем хорошим это не закончится.

Спесивые бояре, не любящий немцев простой люд, пропасть в мировоззрении, культуре и даже языке… «И я гляжу на это дело в древнерусской тоске» ^[3]. Да все я понимаю! Но, блин, как можно отказаться от подобного шанса?

Свойственная эмигрантам ностальгия? Отчасти. Но больше, наверное, шанс окончательно смириться с мыслью, что я действительно попал. Несмотря на то, что живу я в этом мире уже несколько лет, внутри нет окончательной убежденности. Жизнь за границей — это как некоторая психологическая защита от реальности. Дескать, здесь все и всегда не так, как я привык. Мне просто необходимо увидеть Москву, пообщаться с людьми и познакомиться с Годуновым, чтобы бесповоротно принять новую жизнь.

Была у меня и еще одна мечта. Попробовать еду из русской печи. Помнится, в школьные годы наезжал я в деревню к родственникам. И таких вкусных щей, как из печи, я в жизни не пробовал! А пшенные блины толщиной в два пальца? Единственная проблема — не уверен, что такие печи уже существуют.

Не скажу, что мой повар меня плохо кормит. Нормально. Все-таки он профи, причем не в первом поколении. Но с фантазией у него так себе. Здесь хорошие рецепты еды берегут не хуже, чем рецепты того же стекла. Профессиональные хитрости передаются из поколение в поколение. Плюс, в местном кастовом обществе даже еду надо употреблять согласно своему статусу.

Богатым подавали на стол пшеницу и мясо, ибо было дорого и престижно. Причем, преобладала дичина — в основном, кабанятина и птица. Овощи считались едой бедняков. Типа, только нищие жрут подножный корм. А теперь представьте, каких трудов мне стоило заставить повара их готовить. Объяснять ему про витамины, минералы и сбалансированную пищу, как вы понимаете, было бесполезно.

Несмотря на то, что средств у меня было достаточно, на стол подавали всего два раза в день — обед в середине дня и ужин вечером, как стемнеет. Мне это не нравилось, поскольку я — стопроцентный «жаворонок», и завтрак для меня — нечто обязательное. В идеале — с кофе. Но достать его в Европе конца 16 века было нереально. Ну или стоить оно будет столько, что жаба задушит. Да ладно кофе, нормального чая было не найти!

Даже то, что казалось мне скромным завтраком, я мог позволить себе только потому, что был богат. Молоко, как скоропортящийся продукт, доставляли только по предварительному заказу. Каша на молоке, соответственно, стоила недешево. Яйца были мелкими, и яичница тоже оказывалась практически золотой. А чтобы получить яблочный сок, пришлось самому изобретать механическую соковыжималку. То, что имелось в наличии, меня не устраивало.

Добавим к этому еще и то, что в соответствие с дурацкими средневековыми правилами, женщины обычно питались отдельно от мужчин. А если и допускались за стол, то скромно молчали. Меня это раздражало. Я и так чувствовал себя деспотом по отношению к своей любовнице, ибо заставлял ее ежедневно мыться и избавляться от волос хотя бы в подмышках. Невыносимо же!

А ко всем этим прелестям жизни добавлялись еще и церковные заморочки в виде поста. По самым скромным подсчетам, употребление мяса было запрещено почти треть года. Существовали, разумеется, способы обойти этот запрет, но просто бесило. Да и священники сами подавали… не лучший пример. Когда я читал Дюма, то полагал, что автор слегка постебался, описывая сцену, где Горанфло нарекает курицу карпом. Однако современные монахи на полном серьезе считали новорожденных кроликов «рыбой» (в смысле, не мясом), поскольку их можно было употреблять в Великий пост.

Не то, чтобы меня это сильно удивило. Священники в 21 веке тоже своеобразно понимают смирение и кротость, разжираясь до размеров китов и катаясь на иномарках ценой в новый храм. Просто не хотелось тратить время на всякую ерунду типа посещения храма и исповеди. И, что раздражало больше всего, выбора не было. Священники следили за всеми своими прихожанами (ибо получаемый с них доход — святое дело), а меня еще и иезуиты пасли.

Борис Годунов, проявивший ко мне интерес, вывел меня из проходных пешек в интересные фигуры. Иезуиты уцепились за предоставленный шанс. Они предпринимали уже множество попыток проникнуть в Россию и закрепиться там, но до сих пор терпели фиаско. А тут такой случай удобный!

Не было ничего удивительного в том, что в свои планы они посвящали меня только частично. И я не особо печалился. Во-первых, еще ни один план не выдержал встречи с реальностью, а во-вторых, я-то не Густав. Если потребуется, легко сменю католичество на другую религию, ибо на самом деле, абстрактно верю, что есть Высшие силы, и полагаю, что им абсолютно пофиг, как человек молится.

Однако для начала, мне требовалось встретиться с русскими посланниками. И от них, а не от иезуитов услышать, что мне предлагает Годунов.

* * *

Встреч понадобилось несколько. И по их итогам мое желание посетить Россию слегка подувяло. Начнем с того, что никаких конкретных предложений мне не передавали. Просто просьбу навестить их царя-батюшку. И даже это мне с трудом удалось выдавить из пышного пустословия русичей. Сначала я злился, а потом вспомнил, что читал же о том, как любили московиты затягивать переговоры. Типа, статус блюли.