Граф божьей милостью - Александр Башибузук Страница 24

Ульрих Гекеренвен тоже остался на своем месте в обмен на верность, но за его сына пришлось повоевать. Увы, за ереси сейчас спрашивают, не взирая на лица. Еле уговорил чертова фра Георга, пришлось даже пообещать продвижение в Ордене. Совсем без наказания не обошлось, парню придется провести год в одном из монастырей, причем под строгим покаянием, но по сравнению с обязательным в таких случаях костром — это мелочи. И поделом, нехрен голову всякой ерундой забивать. В свое время читал этого Арнольда Брешианского — редкостная муть. Причем крайне вредная.

Ну а я…

А я, тудыть его в качель, слег с дикой простудой. Заразил все-таки гребанный мудак де Бурнонвиль. Кол бы ему в жопу, скотине инфицированной.

Уже второй день башка словно пустое ведро, суставы ломит, озноб такой, что зубы стучат как кастаньеты, сопли ручьем и вот это все. Присланного герцогом лекаря прогнал пинками, лечусь народными методами, благо, сборы трав от моего лекаря всегда со мной. Помогает, но, сука, один хер неделю придется проваляться в постели. Вот зла не хватает. Зарезать кого-нибудь хочется…

Сунулся к кубку с горячим вином и обнаружил, что оно уже остыло. И с дикой злостью шарахнул сосудом об стену.

— Луиджи, Клаус, где вы, бездельники?!! А-а-апчхи, мать вашу так перетак… Что, суки, заморить господина решили? Запорю уродов!!!

Тут же с грохотом отворилась дверь и в комнату заполошно влетели оруженосцы. А следом за ним Симона, кастелянша имения.

— Простите, ваше сиятельство!!! Сей момент…

Клаус с поклоном вручил мне новый кубок с гиппокрасом, Луиджи брякнул на стол кувшин с дымящимся настоем трав, а кастелянша принялась спешно сервировать ужин.

Хватив добрый глоток вина с пряностями, я принюхался и возмущенно заорал:

— Сука, ну куда столько чеснока жрать? От вас так несет, что кобылу уморить можно!

— Но, ваше сиятельство… — Клаус испуганно шарахнулся от меня. — Вы сами приказали есть нам чеснок.

— Да-да, сир… — поддакнул Луиджи. — Так и сказали, «жрите как не в себя», дабы не заразиться. Правда, что такое «заразиться», почему-то не пояснили.

— Так и сказал?

— Ага…

— Ну тогда ладно… — смилостивился я. — Апчхи… блядь, да что же это такое, тысяча чертей и преисподняя…

При упоминании хвостатых и чистилища, Симона перекрестилась и стремглав свалила в коридор. Эскудеро даже не поморщились, уже привыкли.

Луиджи замялся, явно желая что-то сказать.

— Говори, но рожай быстрей.

— Дамы явились… — оруженосец повинно потупил голову.

— Кто? Сколько?

— Баронесса Луиза де Персильяк и дама Анна де Трувьер. С ними служанки ихние, числом пять на двоих. Грят, посланы самим его высочеством Максимилианом, ухаживать за вами. Уезжать не хотят, грозятся, буянят и даже поносными словами ругаются.

— Suka… Prinesla nelegkaya… — обреченно ругнулся я на русском языке.

Придворная братия как прознала, что граф де Грааве вернулся в Бургундский Отель, сразу наладилась с визитами. Слух о моей болезни только подстегнул паломничество. Блядь, косяком пошли, уроды. Понятное дело для чего; поохать, подольститься, а потом пожрать нахаляву. Старых сослуживцев, скрепя зубами, я еще принял, а остальным приказал давать от ворот поворот. Герцог, мудак еще тот, к счастью не осчастливил визитом, но передал, что пришлет ко мне дам для ухода. И вот, на тебе, приперлись. Луиза, Луиза… ага, вспомнил… ничего себе бабенка. Окучил в свое время, тогда она только вдовой стала. А оную даму де Трувьер в упор не помню. Ну и нахрен они мне сдались? Тут на себя смотреть противно, не то чтобы с куртуазностями скакать. А они именно на это и рассчитывают. Покрыл себя в свое время славой дамского угодника, дурень. И что делать? Гнать взашей нельзя — невежливо, Макс может обидеться.

— Так… оповестите шевалье ван Брескенса и Денниса де Брасье, что дамы на них. Пусть что хотят делают, но, чтобы эти курицы мне даже на глаза не попадались. Винный погреб в их распоряжении. Понятно? Выполнять. Стоп… ночную вазу давай, отлить приспичило…

После того, как оруженосцы убрались, я подошел к зеркалу и глянув на себя невольно поморщился. Рожа осунувшаяся, нос опух, под глазами синяки, патлы взъерошены, щетина… Сука, без слез смотреть невозможно. Ерой, мать его ети…

Мне бы уже мчаться обратно в Гуттен, а потом в Рим, ан нет, разболелся болезный.

Тяпнул еще толику гиппокраса и завалился в постель. Ну ничего, сейчас посплю, а завтра уже должно полегчать.

Укутался в меховое одеяло из волчьих шкур, только стал дремать, как в коридоре послышался шум.

— Блядь, да что за хрень… — вскочил, чтобы образцово-показательно порвать первого, кто под руку попадется, как дверь с грохотом распахнулась.

На пороге стояла Аделина.

Аделина Беатриса фюрстерин Гессен-Дармштадтская, Ангальт-Цербстская, герцогиня Нюрнбергская, жена посланника Священной Римской империи при Бургундском Отеле. Верней, Малом отеле, расположенном в Генте. Большой Отель Макс благополучно прошляпил — Франш-Конте сейчас под Пауком.

Прошлого мужа, которому она походя наставила шикарные рога о множестве отростков, Адель благополучно похоронила и тут же выскочила за нового, такого же престарелого и тоже назначенного кайзером посланником ко двору своего сынка, то есть, герцога Бургундского и Австрийского Максимилиана.

— Aus, kinder!!! # — Адель пренебрежительно отмахнулась от Луиджи и Клауса, безуспешно пытающихся задержать немку.

# Назад, дети!!! (нем.)

— Сир!!! Мы пытались сию даму задержать, но она нам кинжалом угрожала! — дружно нажаловались оруженосцы.

— Вон… — в который раз за сегодня я про себя выматерился и склонился перед герцогиней в поклоне.

Выглядевшем довольно забавно, если учитывать, что я был одет только в расхристанный халат и труселя.

Твою же мать, вот как это называется? Нет, моя старая знакомая Аделька бабец зачетный, с возрастом только шикарней стала, но… Но, мать его за ногу, мне сейчас не до баб. Видеть никого не хочу, пусть даже вероятную прапрабабку будущей российской императрицы. Той самой прославленной историками, режиссерами и писателями Фике, ставшей в свое время Екатериной Второй.

— Mein lieblings großer Bär…##— Аделина быстро провела язычком по рубиновым губкам. — Ты есть заболеть? Ничего, я лечить тебя! И вылечить быстро, очень быстро. О да, я уметь!

##мой любимый большой медведь (нем.)

За время, прошедшее с нашей последней встречи, немка так и не удосужилась более-менее прилично выучить французский язык и все еще говорила с диким акцентом. Что, надо признать, неимоверно ей шло, придавая шарма и пикантности.

— Мeine Königin! ###… — Я попытался найти в себе силы для сопротивления и не нашел их.