Чудес не бывает - Андрей Буторин Страница 23

– Фу, как ты выражаешься, – сморщила носик Таня. – Не профессор, а уголовник.

– Уголовница пока ты у нас, не забывай, – отпарировал Дурилкин. – А я как раз жертва.

– Аборта, – зло закончила Татьяна. – И хватит трепаться! Дело говори!

– И впрямь, – спохватился профессор, – время-то идет. Итак, смажешь всё гелем, потом перекроешь вентили подо мной – и быстро снимай мою голову, а на ее место надевай голову Хитрюгина и открывай снова вентили. Потом бери мою голову, мажь срез гелем и прижимай к срезу на теле, как можно ровней. А потом аккуратно ее пришей. Тут главное, чтобы было прочно и ровно, остальное сделает гель. Тело лучше привязать к спинке кровати, чтобы не упало невзначай…

– А что потом?

– Потом жди. Примерно через полчаса я должен прийти в себя, через час начну говорить, а еще через час-другой мы с тобой отсюда смоемся!

– А мне тело? – возмутилась Татьяна. – Ты же обещал!

– Ну, не сразу же! Да и где его сейчас возьмешь? Надо же хорошее выбрать, красивое. Нет?

– Само собой. Но учти, ты обещал! – Таня погрозила пальчиком.

– Да помню я, помню! Раз обещал – сделаю. Давай, начинай, не тяни! – скомандовал Дурилкин и тут же спохватился: – Пожалуйста.

Таня всё сделала так, как сказал Дмитрий: усадила на кровать труп, привязала его обрывками веревок к спинке, отпилила ножовкой голову, смазала срезы гелем. Вот только когда она выдернула из зажимов установки голову профессора DDD, а на ее место вставила голову профессора Хитрюгина, та начала грязно ругаться, так что голосовой вентиль пришлось плотно закрыть. В остальном всё прошло без сбоев.

Даже не через полчаса, а немного раньше, Дмитрий пришел в себя. Еще через десять минут он заговорил:

– У тебя всё получилось!

– Чай, не дура! – не подозревая, как жестоко ошибается, ответила Таня.

– А Хитрюгин почему молчит?

– Я ему кислород перекрыла. Матюкался громко.

– Ну-ка, открой, что-то мне его видок не нравится…

Таня подошла к установке и принялась откручивать вентиль.

– Что ты крутишь? – охнул Дмитрий.

– То, что закрыла, – честно ответила Таня.

– Ну, ты и дура! – не удержал слово истины профессор. – Ведь ты ему и впрямь кислород перекрыла! Голосовой вентиль – выше!

– А ты поори еще, поругайся, – шагнула к кровати Татьяна. – Забыл, как там недавно торчал? – Таня взяла в руки ножовку. – Напомнить?

– Танюша, прости! – запричитал Дурилкин, увидев в Таниных глазах неподдельную сумасшедшинку. – Больше не повторится, век воли не видать!

Прошла неделя. Профессор DDD жил у Татьяны, сочиняя планы собственной легализации. Проще всего было скрыться за границей, воспользовавшись документами того же Хитрюгина. Тем более, по наущению Дмитрия, Таня на следующий же день пустила в клинике слух, что Хитрюгин уехал в Берн на симпозиум, примерно на месяц-полтора. Так что профессора долго не должны были хватиться.

Хуже было с другим. Данное Татьяне обещание висело на зажившей шее Дурилкина тяжким бременем. Плата за управляемую удачу казалась профессору чрезмерно завышенной. А что делать – слово он дал. Безумно хотелось сунуть шею в петлю. Но что-то пока сдерживало Дмитрия Денисовича, какая-то невесомая, словно крылья мотылька мысль щекотала мозг, будто утешая: не всё еще потеряно. Но мысль порхала дурацким мотыльком и никак не давалась в руки.

Таня сама дала толчок для превращения эфемерной мысли в коварный и четкий план. В тот день она завелась с самого утра:

– Ты валяешься здесь уже неделю, а только и делаешь, что пялишься в потолок! Я тебя спасла, а ты мою просьбу так и не выполнил. Ладно, не хочешь выполнять просьбу – не надо. Выполняй тогда условие – бери меня в жены!

Дурилкин вздрогнул:

– Давай начнем всё-таки с просьбы! Какое бы ты хотела тело?

Таня встрепенулась, забыв про обиды:

– Во-первых, высокое, не меньше метра семидесяти пяти. Это считая с головой, конечно. Во-вторых, стройное. И чтобы если и не девяносто-шестьдесят-девяносто, то близко. Кожа лучше смуглая, но сойдет и белая. Главное, чтобы не цветная. Я, конечно, не расистка, но, сам понимаешь, приходится подбирать под цвет головы…

Слушая Танино тарахтение, Дмитрий отчетливо представил описываемое тело и вспомнил, где он такое видел. А вслед за этим и возник в голове Дурилкина тот самый коварный план.

– Жди меня здесь! – сказал он. – Приготовь ножовку, нитки… ну, ты знаешь. – И убежал в рассветную октябрьскую мглу.

Вернулся он через час, неся перекинутый через плечо ковер. Развернул его на полу и Таня, увидев содержимое, восторженно ахнула. На ковре лежала обнаженная красавица. Руки и ноги ее были связаны, изо рта торчал кляп, спутанные слипшиеся волосы испачканы кровью. И, несмотря на это, девушка была божественно красива. Таня сразу же влюбилась в это волшебное тело, словно прожженная лесбиянка. И она уже твердо знала, что хочет себе это тело, именно это тело, только это тело! Несмотря ни на что.

– Пойдет? – равнодушно спросил Дмитрий.

– У-у-у! – смогла лишь ответить Таня.

– Точно? Переделывать не заставишь?

– Нет-нет, Димочка, нет! Димулечка, милый, мне нужно только это тело! Я никогда-никогда не заставлю тебя его переделывать.

– Поклянись, – голос Дурилкина дрогнул. Таня насторожилась:

– А оно не больное? Если у нее рак, или там СПИД, то я клясться не буду…

– Тело совершенно здоровое. Более чем. Клянись!

– Хорошо, клянусь. Я, Татьяна Дурында, никогда не попрошу поменять данное мне Дмитрием Дурилкиным тело… Пойдет?

– Пойдет. Теперь письменно – то же самое. Плюс подпись и дата.

– Но зачем?!

– Я не понял: тебе нужно это тело или нести его назад?

Таня молча полезла в шкаф за тетрадкой.

– Слушай, а мне ее жалко, – сказала вдруг Таня, протягивая Дурилкину крупно исписанный листок. – Она ведь живая еще… Давай ей хоть мое тело пришьем?

– Она преступница, – сказал Дмитрий, разбирая Танины каракули. – Нечего ее жалеть. Но конечно пришьем, смерть – слишком большой для нее подарок… А ты в школе училась?

– А то! – удивилась Таня. – А че?

– Да нет, ничего, к слову пришлось, – ответил Дурилкин, пряча листок в карман. – Ну, что? Поехали?

Через час с небольшим Таня уже могла шевелиться. Еще минут через двадцать, пошатываясь, встала и нерешительно прошлась по комнате. Подошла к трюмо и ахнула – настолько великолепным было ее новое тело! Таня, подобно обнаженной фурии, закружилась по комнате, запела, закричала что-то восторженно-дикое. Она то и дело тормозила перед трюмо, бесстыже задирала длинные, стройные ноги, виляла круглым, упругим задом и снова бросалась вскачь… Безобразничала, в общем. Вела себя кое-как. И это на глазах у людей!