Завещание великого шамана - Александр Колупаев Страница 23

– А что, Саша, не подадите ли мне тапочки, знаете, неохота ноги песком пачкать. – Думаю, вы не в большой обиде, что я вас так назвал? Мое оправдание только в том, что я старше вас.

– Нет, не в обиде, даже немного приятно, повеяло чем-то домашним, детским. Да и по старшинству, вам это вполне допустимо.

– Как думаете, насколько я старше вас? – Архипов аккуратно разостлал полотенце на ветках.

– Думаю – вдвое, вам года пятьдесят четыре, максимум пятьдесят восемь!

– Ну, одну цифру вы точно угадали! А какой из моих возрастов вам интересен?

– Как понять какой? У человека только один возраст от рождения и до конца жизни.

– Э-э, не скажите! У любого индивида три возраста: первый – это срок его жизни, в паспорте просчитано, сколько раз за время пребывания его в этом мире планета Земля обернулась вокруг Солнца, второй – биологический, это сравнение его организма по шкале лет. И, наконец, третий, реальный. Сколько лет он пробыл на этой планете.

– А что мы можем ещё жить на других планетах, это что космические путешествия?

– Не совсем космические, скорее путешествия во времени. Вот вы отмерили мне за пятьдесят, на самом деле мой биологический возраст – двадцать пять! Это я вам должен подавать тапочки, так как моложе вас на целых шесть лет! Если вы заглянете в мой паспорт, то там написано, что мне восемьдесят два года. На самом деле мне – сто восемьдесят три года! В тысяча восемьсот тридцать первом, в год моего рождения, Пушкину было тридцать два года и до смерти ещё шесть лет!

– Ого! Чуть пораньше бы вам родиться, и могли бы встретиться!

– Зачем пораньше, мы встречались с ним…

– С Пушкиным?! – слегка опешил я.

– Ага, с Александром Сергеевичем, через два года после моего дня рождения.

– Ну… Что вы в два года могли помнить… – разочарованно протянул я.

– Почему, мне не два года было, а сто двадцать, и беседовал я с ним не один раз. Первый раз – в тридцать третьем, второй раз – в тридцать девятом и последний в тысяча восемьсот сорок седьмом!

– Насколько мне не изменяет память, Пушкин умер от дуэльной раны в феврале тридцать седьмого! Значит два раза вы встречались с ним на том свете?!

– На этом, Александр Петрович, на этом!

– Понятно: путешествие во времени, но только как это возможно? Человека то нет в живых?!

– А там мутная история! Поэты, они как? Тщеславны и гордыни в них через край! Вот добился Пушкин руки Натали Гончаровой, а сердца? Лестно было первой Петербургской красавице, ещё бы – жена знаменитости! Благоволит сам царь! Назначил камергером, а это возможность бывать при дворе, да что там! Обязанность! Постепенно прозрел наш поэт – видит запал на его жёнушку сам император российский! И дело идет к полной взаимности… А носить рога, хоть и позолоченные, гордость не позволяет! Вот и стал тренироваться в стрельбе из пистолета. Только и охранка не дремала. Всесильный Бенкендорф, был большим, и заметьте, искренним поклонником творчества Пушкина, сопоставив все донесения, понял: эти два человека живыми друг с другом не разойдутся. Вот и поставил поэта перед выбором, или жить в изгнании, или… Да и публикации дальнейших работ были бы невозможны… Или смерть! Правда, эта смерть мнимая! Похороны – фарс, гроб не вскрывать, в склепе так же никого не хоронить…

– Это слишком! У Пушкиных к тому времени было четверо детей, и Натали в нем души не чаяла! Пушкин мог в памфлетах так ославить монарха!

– Мог… Да ничего он не мог! Вы не жили при абсолютной монархии! Там пойди хоть чуть-чуть против царя и все – вход в высшее общество закрыт!

Никто из издателей не осмелится даже строчки напечатать! И все: ты – общественный труп! Это с непомерно раздутым тщеславием Александра Сергеевича? Вот и была инсценирована сцена дуэли.

Как тут не поверить всему этому царскому бомонду? Дантес, красавец, великолепный танцор, галантен донельзя, и Пушкин – чернявенький коротышка, на голову ниже Натали, а танцевать так на аркане не затянешь! Шеф жандармов знал, на каких струнах сыграть! Вот когда мы беседовали с Александром Сергеевичем первый раз, он немного жалел о случившемся, тосковал о России, но не так, чтобы очень, французский язык знал превосходно, да и муза повернулась к нему другим боком. Выдохся он в поэзии, ещё в России пробовать начал писать прозу: помните «Капитанскую дочку»? А вот во второй раз уже гордился славой писателя – и как не гордиться: более пятидесяти романов написал!

– Так почему мы не знаем этих произведений?! Почему не гордимся нашим не только поэтом, но и писателем?

– А как вы это представляете? Россия с болью и скорбью похоронила великого поэта, на черной речке оборвалась его жизнь, и вдруг француз, и вдруг возродился во Франции!

Посмотрите внимательно, куда был ранен Пушкин? Вот записки сведущего человека: «Пушкин был ранен в правую сторону живота, пуля, раздробив кость верхней части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там остановилась…» В любом случае рана привела к большой потери крови. По показаниям слуг, окровавленные тряпки выносили тазами. Столько крови просто нет в человеке! По показаниям одного врача, который за три рубля попросил слугу передать один из этих, так сказать, бинтов, так вот – кровь на нем была не человека, а животного!

– Здесь могла быть фальсификация: три рубля, в те времена, неплохие деньги для слуги!

– И тут я с вами согласен! А скажите, милейший Александр Петрович, с раной живота, и пулей внутри, как долго может прожить человек? Страдая и мучаясь? Да любой хирург вам скажет – шесть часов и шансы на жизнь будут равны тридцати процентам! А через двенадцать часов – смерть! Однозначно и бесповоротно! А Пушкин умер через сорок шесть часов после ранения!

Причем, его рану дозволено было осмотреть трем врачам, а случайно оказавшийся доктор Шольц, тут же был вызван к шефу жандармов! Чего стоит визит доктора Арндта, имеющего чин придворного врача. Но вот похороны поэта – это просто отдельная детективная история!

Положили в гроб, который сопровождали близкий слуга и неизвестный человек, друзей не допустили, отпевали в церкви в закрытом гробу, затем ещё большая странность – повезли в Конюшенную церковь, А должны были отпевать в Исакии! Конюшенная церковь-то императорская! А вынос тела напоминал военную операцию: во главе – начальник штаба корпуса жандармов Дубельт и с ним два десятка жандармских чинов. По соседним дворам расставлены многочисленные пикеты. Список провожающих крайне ограничен. Гроб с телом покойного сопровождал Тургенев, вот что пишет он о случае, когда почтовая карета на дороге потеснила сани с гробом: «От резкого поворота ящик с телом покойного соскользнул в снег таким образом, что наполовину остался на санях. Возница спокойно поднял его и поместил обратно…» И это, заметьте, дубовый гроб, лежащий в просмоленном дубовом ящике! Выходит – он был пустой!

– Так что же на самом деле произошло с Пушкиным и, с какого боку тут французский писатель! – мне показалось, что наша дискуссия хоть и затянулась, однако имела какой-то пусть и непонятный для меня смысл.