Парень, который будет жить вечно - Фредерик Пол Страница 23

Мы попятились, поглядывая на мамашу, а детеныш, скуля, забрался ей под брюхо и принялся сосать. И тут я услышала далекий шум мотора и вертолетных лопастей, а мгновение спустя и сам вертолет повис над акациями. Просто у детенышей леопарда слух гораздо тоньше, чем у людей. Вертолет устремился прямо на нас, резко затормозил, проехался по поверхности; пилот открыл кабину, не думая о том, какую пыль поднял и насколько повредил дорогу.

Из кабины показался худой, высокий и смуглый человек, выглядящий очень молодо. Впрочем, это неудивительно, в наше время многие молодо выглядят. Но этот парень был вдобавок очень странно одет — в деловой костюм, длинные брюки, длинные рукава, мех на воротнике и манжетах. (Меховой воротник! В самом сердце экваториальной Африки!) Он бросил быстрый мимолетный взгляд на Брэди, более внимательно оглядел меня и Шелли и приказал:

— Отведите меня к Древним!

Абсолютное высокомерие. Взглянув на свой индикатор, я не увидела допуска для его машины, так что он, кем бы ни был, прежде всего не имел права находиться в заповеднике. Брэди предупреждающе шагнул вперед. Незнакомец на шаг отступил. Выражение лица Брэди не было угрожающим, но он могучий мужчина. Мы все рослые: ведь мы преимущественно масаи. Но Брэди — дело особое. Иногда он для забавы боксирует, если удается найти противника, способного продержаться шесть раундов. И внешность Брэди свидетельствует об этом.

— Как вы сюда попали? — спросил Брэди. Голос его напоминал ворчание леопарда. Это заставило меня взглянуть на мамашу: она рассеянно рыкнула. Начинает просыпаться.

— Она просыпается, — предупредила Шелли.

Брэди верит в наши уроки отвращения. Он даже не оглянулся на животных.

— Я вам задал вопрос, — напомнил он.

Прилетевший на вертолете повернул голову, пытаясь разглядеть леопарда. Чуть менее уверенно он сказал:

— Не ваше дело, как я сюда попал. Я хочу, чтобы меня как можно скорее отвели к Древним. — И посмотрел на самку, которая попыталась встать. — Это животное опасно?

— Еще бы. Она в минуту может разорвать вас в клочья, — сказала я. И не солгала: теоретически она на это способна, если забудет выработанное отвращение.

— Особенно если у вас нет пропуска, — добавила Шелли.

Впервые человек слегка смутился.

— А что такое пропуск? — спросил он.

— На вашем вертолете должен быть радиопередатчик. Его можно получить в главном офисе в Найроби. Если у вас такого нет, вам нельзя появляться в заповеднике.

— Нельзя? — усмехнулся он. — Кто может запретить мне что-нибудь?

Брэди откашлялся.

— Мы здешние смотрители, и нас надо слушаться. Хотите со мной поспорить?

Когда Брэди хочет, он говорит очень убедительно. Незнакомец решил подчиниться закону.

— Ну хорошо, — сказал он, поворачиваясь к вертолету; кондиционер в кабине работал, тщетно пытаясь охладить вельд. — Проклятая бюрократия. Но я вернусь в Найроби и получу пропуск.

— Может, получите, а может, и нет, — ответила Шелли. — Мы не хотим тревожить Древних больше, чем необходимо, так что вам придется указать очень вескую причину.

Он уже поднимался в кабину, но задержался, чтобы бросить на нее презрительный взгляд.

— Причину? Чтобы посетить Древних? Какая мне нужна причина, если они — моя собственность?

II

На следующее утро все мы, смотрители, были очень заняты: пришел грузовик с продовольствием. Брэди и Карло сгружали маленькие пакеты, изготовленные на пищевой фабрике в дельте Момбасы, а все остальные пытались сохранить среди Древних порядок.

Я не знаю, почему приходится сохранять среди Древних порядок. Для большинства людей еда с пищевой фабрики — последнее, что они хотели бы съесть, если, конечно, она не видоизменена так, что почти не отличается от настоящей еды. А вот Древние с удовольствием пожирают эту неизмененную пищу. Впрочем, это вполне естественно. Они выросли на пище CHON, когда плавали в облаке Оорта. Заслышав звон колокольчика грузовика доставки пищи, Древние сбегаются со всех концов заповедника. И теперь они — все сорок пять — плотно окружили грузовик и оглушительно кричали: «Дай, дай!» — ссорясь из-за лакомых кусочков.

До прихода на работу в заповедник я видела Древних только на картинках. Я знала, что они все бородатые: и мужчины, и женщины. Но я не знала, что даже у детенышей есть борода (во всяком случае, появляется, как только они способны вырастить волос), и не знала, как от них несет.

Старуха, которую мы называли Соль, вероятно, воняла больше всех, зато была самой умной и ближе всего подходила под определение вожака. К тому же она была своего рода моей подругой. Увидев меня, она бросила умоляющий взгляд. Я знала, чего она хочет, отобрала с полдесятка розовых и белых пакетов, которые ей больше всего нравились, и вывела ее из толпы. Подождала, пока она проглотит содержимое первых пакетов, похлопала ее по плечу и сказала:

— Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Конечно, я сказала не совсем так. Все Древние владеют несколькими словами на английском, но даже Соль не умеет пользоваться грамматикой. На самом деле я сказала вот что:

— Ты, — указывая на нее, — идти, — маня ее к себе, — мне, — постучав себя по груди.

Она продолжала жевать — крошки падали изо рта — и подозрительно смотрела на меня. Потом спросила:

— Чем за?

Я ответила:

— Сегодня день подкрепления вашего отвращения к крокодилам.

Я именно так и сказала. Я знала, что она поймет не все слова, но главный офис требовал, чтобы мы как можно чаще разговаривали с ними полными предложениями: вдруг они научатся. Чтобы ускорить процесс, я взяла Соль за поросшее жесткой шерстью запястье и потянула за собой.

Слово «крокодил» она определенно поняла, потому что заскулила и попыталась высвободиться. Это ничего ей не дало. Я на двадцать килограммов тяжелее и на пятнадцать сантиметров выше. Я позволила ей задержаться лишь для того, чтобы подобрать еще несколько пакетов с пищей. И отвела в фургон Древних, тот, что всегда пахнет Древними, так что ни для чего иного мы его не используем. Почти наобум отобрала еще пять Древних и велела им заходить в фургон. Они зашли. Последовали за Соль, потому что она их вожак. Но им это тоже не понравилось, и, когда я повела фургон к реке, все они что-то бормотали на своем безнадежно непостижимом языке.

День был прекрасный. Жаркий, конечно, и на небе ни облачка. Когда я выключила двигатель, наступила мертвая тишина, не слышалось ни звука, кроме редкого далекого «кррэээк»: это с низкой земной орбиты на далекую петлю Лофстрома в Найроби спускался посадочный корабль. Я глубоко вдохнула. Даже воздух был прекрасен, с легким запахом душистой травы и акаций. В такие моменты я радуюсь своему решению работать смотрителем в заповеднике, вместо того чтобы заниматься адвокатской или врачебной практикой, как хотели родители.