Клятва на мече - Николай Буянов Страница 23

Кон-Гьял, двигавшийся легко и свободно, несмотря на тучность и тяжелые доспехи, все же с трудом отражал атаки более молодого соперника. Он уже и не думал поддаваться. Им овладел азарт боя. Он применял самые разнообразные приемы, пытаясь нащупать крошечную брешь в обороне противника. И, как показалось ему, нащупал. Уловил-таки то короткое мгновение, когда Лангдарма закончил очередную атаку и сделал незаметную паузу, замер перед началом следующей серии выпадов…

С торжествующим криком он метнулся вперед, занося над головой свое страшное оружие… Он способен был остановить свистящий полет двуручного меча, как только тот коснется волос на голове Лангдармы. Он уже видел растерянность своего господина, но нарочно проигрывать и не собирался. Уговор!

А в следующее мгновение он понял, что проиграл. Его атаку спровоцировали и ждали с нетерпением. Тяжелое тело в доспехах проскочило по инерции вперед, и меч просвистел, не встретив препятствия. Кон-Гьял мгновенно развернулся для повторной атаки и тут же почувствовал стальной клинок у своего горла.

– Я не поддался! – быстро выкрикнул он. – Вы победили честно, ваше величество!

– Верю.

Лангдарма, опустив меч, рассматривал длинную царапину у себя на боку.

– Все-таки ты меня щадил. Будь это настоящий бой, после такой раны я бы не встал.

Внезапно он снял со стены еще один меч – прямой дзянъ – и протянул его Ти-Сонгу рукоятью вперед. Тот невольно отшатнулся:

– Зачем это?

– Теперь я хочу сразиться с тобой. Давай, брат. Покажи, на что ты способен!

Пол под ногами заколебался… Хотелось убежать, вжаться спиной в холодную стену, спрятаться…

Негде. Каменный мешок. Вот оно, жертвоприношение! Сон, повторяющийся вновь, на этот раз в реальности. Мрак и холод, алтарь – огромный мальтийский крест, распластанный на полу – и ощущение обреченности и бессильной ярости: все зря, зря! Великий Небесный Отец, окруженный языками пламени, равнодушно смотрит с высоты. А что ему? Только родной брат – самый страшный и ненавистный человек во всем мире – вместо того монаха без лица…

– Но ведь ты король. Вдруг я нанесу тебе рану или даже убью по неосторожности?

– И что? – беспечно отозвался Лангдарма. – Будешь править вместо меня. Ты слышал, Кон-Гъял? Это мое официальное распоряжение.

Ти-Сонг взглянул на меч. И шальная мысль пронзила его: а ведь стоит только коснуться лезвия…

И надежнейший свидетель – начальник дворцовой стражи – стоит рядом. Даже он будет не в силах помешать. Один молниеносный удар!

Ти-Сонг не успел додумать мысль до конца. Его тело само рванулось вперед, вытянувшись в струну. Вот они – трон империи, богатство, власть – на острие меча… Избавление от кошмаров (правитель, восседающий на ступе между рогов горного яка и его, Ти-Сонга, собственное тело, распластанное на жертвенном алтаре).

Лангдарма небрежно отодвинулся чуть в сторону, позволив противнику с воплем врезаться в стену. Из глаз Ти-Сонга посыпались искры. Он только и успел заметить взмах широкого меча-дао и подумал: «Вот сейчас я умру…» Но Лангдарма не стал пускать в ход оружие. Вместо этого он коротко, почти без замаха, ударил брата кулаком под ребра. И когда тот с жалобным всхлипом согнулся и осел на пол, спокойно произнес:

– А ты не так искусен в бою, как те двое наемников. Вообще-то их было трое… Третий – придворный вельможа, который помог им пробраться во дворец. Ты хорошо его знаешь, брат.

Лангдарма вздохнул, глядя на лезвие своего меча.

– Мудрецы говорят: когда человек стареет, он начинает осознавать иллюзорность земной жизни и мысли о смерти перестают его пугать… Не знаю. Этот вельможа был стар, он служил еще нашему отцу. Он так просил меня сохранить ему жизнь! Обещал даже назвать того, кто дал ему денег, чтобы заплатить убийцам. Я его заколол. Предатели всегда вызывали у меня отвращение.

– Кто сказал тебе про покушения?

Она прикинулась удивленной.

– Разве это тайна? Я не знала… Впрочем, какие тайны могут быть во дворце?

Ее ладонь нежно, почти чувственно, коснулась стены, покрытой великолепной росписью. Золотая клетка…

– Говорят, здешние стены умеют слышать. Это правда, мой господин? И не только слышать, но читать мысли…

«Змея, – подумал он. – Ядовитая змея».

Он схватил женщину за обнаженные плечи. Скрюченные пальцы вцепились в нежно-белую кожу, не знавшую солнца. Если ей и было больно, то виду она не подала.

– Ты хочешь, чтобы я признался тебе? – спросил Ти-Сонг. – Хорошо, будь по-твоему. Эти покушения организовал я. Я платил убийцам из своей сокровищницы. Вот так. – Он выдохнул. – Теперь об этом знают лишь двое. Ты и я. Остальные мертвы.

– Прошу прощения, если разгневаю вас, мой повелитель, – тихо произнесла Фасинг. – Но вы не правы. Ваш солнцеподобный брат, король Лангдарма… Он тоже знает, кто подослал убийц.

Он отшатнулся от женщины:

– Нет! Неправда…

Фасинг молчала, и на Ти-Сонга это подействовало сильнее любых слов. Он знал, что она права. И она знала, что он знает.

Он – знал.

Он, стремившийся прекратить религиозные войны на Тибете и упрочить границы для отпора кочевым племенам, рыскающим, словно стая голодных волков… Он, не желавший оглядываться на внутренних врагов, число которых все росло. Бон, бывшее еще недавно единственным учением (иноверие безжалостно искоренялось), реформировано, что вызывает открытое недовольство многих высокопоставленных лам. Их кровожадные боги требовали обильных жертвоприношений, а потому ламы призывали к войне с буддизмом, пустившим на Тибете глубокие корни.

– И ты полагаешь, что твой человек справится с этой задачей? – спросил Ти-Сонг.

– Я уверена в этом, мой господин.

– В чем же его особенность?

Фасинг задумалась.

– Я рискну сказать, мой господин, что он… Не совсем человек. Хотя и в человеческом обличье.

– Уж не сам ли Царь Тьмы? – хмыкнул он, с трудом скрыв охватившую его дрожь.

А хоть бы и так, сказал он сам себе. Главное сейчас – устранить Лангдарму, взойти на трон, опираясь на острия мечей. А там – посмотрим.

Он все всматривался в черное небо над вершинами гор. Огромный город, где жизнь не замирала с наступлением темноты, раскинулся далеко внизу, ибо королевский дворец Потала был воздвигнут на скале, окруженной тремя широкими каналами, а башня, в которой находилась резиденция Ти-Сонга, возвышалась надо всем дворцом, подобно гнезду орла. Ти-Сонг редко поднимался сюда: он не любил башни. Высота пугала его, но он надеялся с помощью этого страха заглушить другой, гораздо более сильный. Женщину должны были доставить к нему еще вечером, до захода солнца. Теперь же до него долетал едва различимый звон большого колокола: в монастыре Син-Кьен, на горе Алу, монахи-буддисты готовились к полуночным службам…