Пират - Валерий Большаков Страница 22

В целях борьбы с контрабандистами все порты на севере Эспаньолы губернатор велел закрыть, а жителей их отселить в глубь острова. И берег сделался пустынным, как до Колумба…

В Байяхе простояли пару дней — затарились мясом, а человек двадцать буканьеров соблазнились возможностью разбогатеть, да и поднялись на борт корсарских кораблей.

Капитаны их брали без разговоров, «вольные охотники» с Эспаньолы ребятами были не робкими, да, ко всему прочему, и стрелки Божьей милостью.

Ветер не менялся, продолжал поддувать с северо-востока, и флотилия в полном составе снялась с якорей, держа курс на Кубу, а если точней — к заливу Батабано, где Олонэ вознамерился малость ограбить охотников за черепахами, отобрав их каноэ.

Сухов усмехнулся — всё происходило в точности как писала донна Флора.

Флагман по-прежнему надеялся прибыть к реке Десагуадеро, кою в будущем назовут Сан-Хуан, подняться по ней до озера Никарагуа, да и пошалить по тамошним селениям.

Олег и сам уже проделывал сей нелёгкий путь и знал, что иначе чем на каноэ по Десагуадеро не подняться. Особенно когда пороги начнутся.

Олонец, правда, не знал пока, что обстоятельства окажутся сильнее и ему придётся передумать. Но это всё будет впереди…

Залив Батабано расположился в укромном и глухом месте — на западной оконечности Кубы, отделяя от неё остров Пинос.

Россыпь мелких коралловых аттольчиков усеивала его мелкие воды. Галиот, двигаясь по глади залива, поднимал то муть чёрную, как тушь, то белую, словно молоко.

Берега залива были топкими и густо поросли мангровыми деревьями, осокой и кустарником-марабу.

Во глубине болот и потаённых лагун что-то вечно квакало, попискивало, хлопало, булькало… Царство птиц и крокодилов.

— Моя видеть, — сказал Ташкаль, протягивая руку в направлении песчаной косы, намытой вровень с волнами так, что лишь беловатый цвет отличал её от синих вод залива.

По всей косе стояли бедные хижины, поднятые на сваях и крытые пальмовыми листьями. На открытых «террасах» из жердей сохли каноэ, перевёрнутые вверх дном, тут же покоились черепашьи панцири, вложенные один в другой.

Здесь-то и были прописаны охотники за черепахами.

Звучит похоже на «охотников за черепами», но местное население свирепостью не отличалось — это были забитые потомки индейцев тайно, которым некогда принадлежала вся Куба, а ныне они были оттеснены в забытые Богом неудобья.

Завидев «большие пироги» бледнолицых, шедшие под парусами, охотники предпочли убраться подальше, с глаз долой — и деревенька опустела.

— Забираем каноэ и валим отсюда! — раздался зычный голос Олонэ. — Ночевать лучше на Пиносе, чем в этих топях!

Пиратские корабли даже якорей не бросали — легли в дрейф и спустили шлюпки.

Бравые флибустьеры погребли к селению, надеясь не только пироги увести, но и мясца черепашьего отведать — солонина им, мягко говоря, поднадоела.

— Ну и зачем? — покривился Сухов. — Можно ж было по-хорошему. Совсем тяму нет…

— Думаешь, — прищурился Толстяк, — местные и отпор дать могут?

— А чего ж? Даже заяц на волка кидается, если тот в угол косого загонит. Это самое… Айюр! Правь к берегу, тут глубоко. Вон туда, где протока.

Буканьер-бербер, что стоял у руля, крутанул штурвал, направляя галиот куда сказано.

«Ундина» едва вписалась в узенький проливчик, соединявший Батабано с уединённым озером, вернее сказать, лагуной.

Прибоя здесь не чувствовалось вовсе, водная гладь казалась сине-зелёным зеркалом в «раме» из двух чащ по окоёму — истинной зелени и её отражения.

К югу озеро мелело, там бродили фламинго, сгибая и разгибая ноги-ходули, а к северу, у самой перемычки, что разделяла лагуну и залив, Олег разглядел три или четыре каноэ, в каждом из которых сидело по трое, по четверо, считая и женщин с детьми.

— Ташкаль, — быстро проговорил Сухов, — крикни им, что мы меняться пришли.

Краснокожий прокричал что-то, индейское наречие мешая с испанским.

Как ни странно, но его поняли — гребцы на каноэ, только-только взявшиеся энергично грести, дабы уйти подальше, замешкались. Посовещались довольно бурно и опасливо повернули к галиоту. Правда, к самому борту не подплывали, держались подальше.

— Ага, — сказал Олег «с глубоким удовлетворением». — Передай им, что корабли в бухте пришли их грабить, а вот мы — белые и пушистые… Это самое… Честные, то есть. Скажи, что нам нужно мясо. Мы его сменяем… На что? Ну что им нужно? Порох? Ножи? Крючки? У нас этого добра — навалом…

Ташкаль, помогая себе руками, донёс до охотников сияющие перспективы, и гребцы оживились, стали спорить между собой, а тут и женская половина подключилась.

В конце концов старый метис в одних драных штанах и с налобной повязкой сообщил о желании «махнуться», предлагая запеченное черепашье и крокодилье мясо в обмен на бочонок пороха… и один стальной нож.

Глянув на солидные куски мяса, завёрнутые в банановые листья, Сухов кивнул — и Жан Бальянгер, плотный, коренастый ларошелец с красным лицом и выгоревшими на солнце бровями, осторожно опустил на верёвке бочоночек с порохом. Нож входил в комплект.

Охотники за черепахами ловко приняли тару, откупорили, убедились, что бледнолицые их не надули, и быстренько привязали к верёвке четыре ёмких корзины с мясом.

Голова с Бастианом, кряхтя, подняли корзины на борт.

— Свеженина-а! — плотоядно заурчал Толстяк Люка.

Расставшись друзьями, галиот и каноэ разошлись.

— Они говорить, — передал Ташкаль, — что сказать воинам о нас. В друзей они не стрелять…

— Не п-понял, — озадачился Бастиан.

— Скоро поймёшь, — ухмыльнулся Голова.

Едва лишь «Ундина» показалась из пролива, выходя на простор Батабано, как начали происходить события.

Пираты, высадившись в деревне, увели с десяток каноэ, но мяса не нашли, а потому решили побезобразничать — запалили хижины и поплыли к кораблям, горланя разухабистые и непристойные песни.

Они гребли невдалеке от берега, уверенные в собственном превосходстве, когда из мангровых зарослей полетели в их сторону меткие стрелы.

Трое умерли сразу. Четвёртый, схлопотав «подарок» из джунглей, вскочил, взмахивая руками, выгнулся — и выпал за борт.

Спасать его не стали, ибо в этот момент снова сработали индейские луки.

Пираты заорали, и на палубе «Сен-Жана», ближе всего подошедшего к берегу, лишь теперь заметили опасность.

Залп из мушкетов породил ответный огонь — два или три экономных выстрела из мангровых зарослей не дали промашки.

Шлюпки подгребли к бортам «своих» кораблей, и тогда рявкнули пушки, посылая пяток ядер.