Ящик Пандоры - Фрэнк Герберт Страница 22

Мы заполняем море своими телами, смиряя волны. В тени Авааты водные создания обретают убежище, в нашем свете находят пропитание. Они дышат источаемыми нами богатствами. За то, что мы отвергаем, сражаются они между собою. В хищном буйстве своем не смотрят они на нас, а мы взираем, как растут они, как вспыхивают, подобно солнцам, в морской толще и гаснут на дальнем краю ночи.

Море питает нас, и в токах его мы возвращаемся в море. Сила Авааты – в скале, и вместе с силой растет гнездо. В скале единение Авааты, ее тягость и кровь. Своей силой Аваата приносит морям успокоение, смиряет капризный гнев приливов. Без Авааты море визжит от ярости в столкновении льда и камня, жарким безумием подстегивает ветры. Без Авааты гнев волн захлестнет этот мир тьмой на тонкой белой грани смерти.

Это так, ибо так сделали мы – Аваата: барометр жизни.

Атом к атому – выйдет молекула; молекула за молекулой – в цепочку, вьющуюся снова и снова в лучах света; клетка за клеткой – выйдет бластула, ресничка к щупальцу – и из тишины прорастает шевеление жизни.

Аваата выделяет загадочный газ из морских вод и взлетает в мир облаков и гор, где в страхе пробегают по небесам звезды. Аваата взмывает из моря на крыльях газа, чтобы найти край, где проросла искра жизни. И там Аваата отдает себя любви и возвращается в море, и замыкается круг, не имея конца.

Аваата питает и поглощает. Аваата дает кров в своем убежище. Пожирает и кормит собой. Любит и любима. Рост – вот путь Авааты. В росте – жизнь. Смерть таится в покое, в то время как Аваата ищет покоя в росте, ищет равновесия течений, и Аваата живет.

Ибо так творит Аваата.

Если ты познаешь все это о чужом разуме и сочтешь его чужим – ты не знаешь, что значит быть человеком.

Керро Паниль, переводы из «Авааты».

Вас называют «Проект „Сознание“, но ваша истинная цель – проникнуть за рамки, которые всеобщий импринтинг ставит человечеству. Ответить на неизбежный вопрос: не является ли самосознание лишь разновидностью галлюцинации? Повышаете вы уровень самосознания или понижаете его порог? Опасность последнего в том, что вы, пользуясь военной аналогией, не можете позволить себе бездействия.

Из первоначального задания капеллан-психиатру безднолета «Землянин».

Во время своих ночьсторонних прогулок Оукс любил блуждать бесцельно, не привлекая внимания к своей важной персоне. Он приложил много сил и стараний к тому, чтобы и на борту, и на нижстороне оставаться лишь именем. Немногие знали его в лицо, а большую часть официальных обязанностей капеллан-психиатра брали на себя помощники – установленные богоТворения в коридорных часовнях, распределение продуктов на нижстороне, контрольные проверки тех корабельных функций, которые не требовали человеческого вмешательства вовсе. Власти капеллан-психиатра полагалось быть сугубо номинальной. А он хотел большего.

Кингстон бросил как-то в сердцах: «У нас слишком много свободного времени. Мы как те пустые руки из поговорки, и бес найдет нам дело».

Той ночью воспоминания о его предшественнике преследовали Оукса неотступно. Во всех внешних проходах стены и потолки были усеяны сенсорами – глазами и ушами Корабля. Они тускло поблескивали в лилово-синем ночном свете, поворачивались к каждому проходящему мимо, а потом теряли его из виду.

От Льюиса до сих пор ни слова. Отчет Легаты ставит больше вопросов, чем дает ответов. Или Льюис решил начать свою игру? Невозможно! Смелости у него на это не хватит. Он по натуре своей не вожак, он вечный закулисный кукловод.

Тогда что же случилось?

Слишком много навалилось на плечи Оукса, и все разом. Невозможно дольше откладывать отправку этого поэтишки… Керро Паниля… на нижсторону. Да еще новый кэп, которого Корабль вытряхнул из спячки! Обоих следовало бы привязать друг к другу и следить за ними непрестанно. А еще пора уже начинать программу уничтожения электрокелпа. Народ на нижстороне достаточно поголодал, чтобы наброситься на любого козла отпущения.

Да в придачу неприятная история с воздухом в его каюте. Это что же – корабль правда пытался удушить его? Или отравить?

Завернув за угол, Оукс увидал на стенах коридора светящиеся зеленые стрелки, показывавшие направление к обшивке корабля. По потолку проходила пунктирная линия, где каждой точкой был сенсор.

Оукс по привычке отмечал, как пробуждается при его приближении каждый сенсор. Механическое око пристально следило за его передвижением, а когда проходящий исчезал из его поля зрения, следующий циклопов глаз опасливо обращался к нему, не сводя взгляда с человека. Теоретически Оуксу должна была бы нравиться подобная бдительность – он всегда одобрял это качество и у корабельников, и у простых машин, – но мысль о том, что за этим стеклянным взглядом скрывается чужой, возможно, враждебный разум, леденила его сердце.

На его памяти сенсоры никогда не выходили из строя. А попытка сломать какой-нибудь кончалась приходом робокса-ремонтника – упрямой, одновременно рабочей и боевой машины, превыше человеческого здоровья и жизни ставившей благополучие Корабля.

«Нет, черт бы тебя побрал, корабля!»

Столько лет индоктринации – даже он не мог до конца стряхнуть ее оковы, что уж говорить о тех, кто слабее умом и волей?

Оукс вздохнул. Он и не ожидал, что сможет переубедить кого-то. Он с самого начала намеревался пользоваться теми орудиями, что были под рукой. Умный человек все сможет обратить себе на пользу. Даже такое опасное орудие, как Хесус Льюис.

Внимание его привлекла еще одна пара сенсоров, над входом в доки. Здесь было тихо; в воздухе висел неуловимый запах множества спящих. Когда на Колонию опускалась ночьсторона, туда переставали отправлять даже грузы. Иногда нижнее время совпадало с корабельным, чаще – нет. Суета деньстороны отступала перед братством во сне.

За исключением, напомнил себе Оукс, двух мест – секции жизнеобеспечения и аграриумов.

Остановившись, Оукс вгляделся в ряды сенсоров. Из всех корабельников именно ему следовало бы ценить их. Он имел доступ ко всему, что они записывали. Каждая сторона жизни на борту была ему открыта. И это он проследил, чтобы все помещения Колонии были оснащены подобным же образом. Он поставил бдительность Корабля на службу себе.

«Чем больше мы знаем, тем обширнее пространство нашего выбора», – прозвучал в его ушах поучающий голос Кингстона.

«Каким же прекрасным сырьем я был!»

В искусстве управления человеками Кингстон был почти мастером. Но только почти. Управление есть функция выбора. А Кингстон отвергал определенные варианты, даже не рассматривая.

«Я не отвергаю ничего».

Выбор – последствие знания. Это Оукс усвоил твердо.

«Но как ты познаешь последствия своего выбора?»

Оукс покачал головой и вновь двинулся в свой бесцельный путь. Под ложечкой у него сосало от предчувствия опасности. Но остановить его могла бы только смерть. Ноги сами вели его в проход, уходивший в секцию аграриумов. Даже не признай ночьсторонний бродяга ведущие к автоматическому шлюзу впереди рельсы грузовых вагонеток, его насторожил бы особенный, зеленый запах в коридоре. Оукс перешагнул через загрузочную площадку, прошел через шлюз и очутился на тускло освещенном, пугающе огромном пространстве.