Паутина миров - Максим Хорсун Страница 22

– Это не имеет значения, – увильнул Тарбак. – Так, как ты сказал, – тоже хорошо.

Вдали бабахнуло. Загуляло эхо среди пустынных дворов и глухих бетонных заборов. Зазвенели стекла в окнах заводского корпуса. Осыпалась листва с чахлых укропных деревцев.

– Все, – Лещинский отвалился от эстакады. – Взял звуковой барьер над Космодромом. Можем идти дальше.

И они пошли. Вдоль трубопровода, ведущего к стартовым столам и монтажно-испытательному комплексу. Держась в тени. В считаные секунды находя укрытие при малейшем подозрительном шуме. Фронтир Колонии проходил в пяти километрах южнее, но в буферной зоне можно было напороться на патруль гвардейцев или на головорезов-хитников.

Тянулись пустыри: заросшие колючими кустарниками, замусоренные донельзя еще во времена аборигенов. В траве и среди поросших охряным мхом камней копошились угольно-черные аспиды. Насекомые, похожие на земных кузнечиков, скакали с ветки на ветку, с былинки на былинку и встревоженно стрекотали путникам вслед. Пахло пылью, сухой травой и какими-то цветами. Из жаркого марева на горизонте постепенно вырисовывался почти правильный параллелепипед монтажно-испытательного комплекса. Чуть в стороне обретала объем и осязаемость похожая на поганку башня Диспетчерской.

Лещинский на ходу подкрепился глотком воды, передал флягу Тарбаку. Чужак без всякой брезгливости припал к горлышку. Задергал хрящеватым кадыком, захлюпал лицевыми жабрами, роняя на одежду капли.

Путь к Космодрому забрал около часа. Ночная хмарь почти разошлась. По небу теперь плыли белоснежные, чуть размазанные ветрами, бушевавшими на высоте, кучевые облака. И солнце жарило беспощадно, словно в последний день. Оно то пряталось за облаками, то сияло в прорехах, заливая город расплавленной медью.

Вот и пришли…

Забор давно разрушен. Секции стоят через одну, а рядом – стена бурьяна почти такой же высоты. Конструкции ближайшего стартового стола едва угадываются вдали. Полусферы антенн дальней связи смотрят в небо, в их оплетенных плющом чашах давно гнездятся птицы. Громада монтажно-испытательного комплекса окружена десятком строений поменьше. Там им делать нечего, им нужно к «поганке» Диспетчерской башни.

Они пробились сквозь заросли сорняка. Тарбак обзавелся уймой ссадин. Его белая, словно присыпанная пудрой голова покрылась розовыми, похожими на экзему пятнами.

– Вот теперь ты очень похож на человека, – высказался Лещинский, снова свинчивая с фляги крышку.

Тарбак ничего не ответил, только сверкнул глазами. Затем протянул Лещинскому руку, требуя, чтобы гвардеец оставил пару глотков и ему.

Массивная плита, блокировавшая вход в Диспетчерскую, была покрыта потеками и похожими на прорвавшиеся прыщи кавернами. Почуяв присутствие живых существ, сейчас же из воздуха соткалось «привидение».

Тарбак прошел сквозь него и положил ладонь на плиту.

– Пробовали вскрыть лазером? – Палец без ногтя скользнул вдоль глубокого шрама на металлической поверхности. – Не самое умное решение.

Лещинский пожал плечами. Поглаживая небритый подбородок, он рассматривал башню.

Высокая, метров двадцать высотой. Венчавший ее купол был сделан из затемненного плексигласа. Снизу купол подпирали фермы, на которых располагались прожектора и антенны.

Когда гвардейцы не смогли прожечь вход в башню, последовало предложение высадиться на купол из флаера и вскрыть плексиглас. Но Корсиканец был в тот день не в духе, поэтому он лишь махнул на затею рукой. «Над нами столько всякой хрени крутится, – сказал он. – Лучше не лезть своими грязными лапами в чужой космос».

Тарбак повернулся к «привидению», и оно замерцало, отреагировав на взгляд аборигена. Наверху, среди ферм, загудели электромоторы. Показалась решетчатая платформа подъемника, она опускалась на тросах, чуть покачиваясь.

– Значит, ты работал наблюдателем в каком-то другом месте, когда наши пытались прожечь вход в башню, – проговорил Лещинский. – Где же, любопытно?

– В другом месте. Ты правильно сказал, – ответил Тарбак, забираясь на платформу, что зависла в метре над землей. – Идем, нужно торопиться.

У Лещинского закружилась голова, когда платформа, покачиваясь, рванула вверх. К счастью, подъем занял всего минуту. Зашелестели створки технического люка. Промелькнули фермы и волноводы, затем платформа оказалась в освещенном холодным светом зале. Неоновые трубки мерцали, некоторые гасли и через миг зажигались снова. Натужно гудела вентиляция. Стоял тяжелый запах горячего пластика.

Тарбак уверенно направился к дверям. Лещинский, озираясь, последовал за аборигеном.

Сначала – коридор, затем – лестница с хромированными, звонко отзывающимися на шаги ступенями.

Несмотря на любовь аборигенов к кривизне и неправильным пропорциям, верхний зал был идеально круглым. Мигали огнями ждущего режима подковообразные пульты. Висело под куполом огромное «привидение», возле него, словно луны, кружили «привидения» поменьше. Из окон открывался вид на Космодром и на окраину города.

– Сколько тебе понадобится времени? – Лещинский устало опустился на кресло перед одним из пультов.

Тарбак неуверенно похлопал лицевыми жабрами. «Привидения» тем временем ожили, внутри их заметались объемные узоры. «Операционная система загружается», – усмехнулся про себя Лещинский.

Мелкие «луны» окружили Тарбака. Внутри их возникали причудливые образования. Появлялись и трансформировались в другие, более сложные. Абориген взопрел, ссадины и пятна на его лице стали еще ярче, на черепе заблестели капли пота.

Вышли из ждущего режима пульты. На каждом засветились экраны.

– Если мы надолго, то надо найти воду и еду, – расслабленно бросил Лещинский.

В зале на несколько секунд потемнело: это пронеслась мимо купола стая птиц. Лещинский подобрался: он увидел, как разворачиваются антенны дальней связи и как беснуются в воздухе потревоженные обитатели их чаш.

– Тарбак, блин! А аккуратнее это было сделать нельзя? Теперь ждем гостей!

Абориген не отвечал. Он камлал, впав в транс. В «привидениях» сменялись узоры, словно в калейдоскопе. На экранах ползли вереницы иероглифов, похожие на морозный иней.

Лещинский встревожился. Он выбрался из кресла, прошелся по залу, похрустывая костяшками пальцев и прислушиваясь к гулу оборудования. Потом остановился перед окном, обращенным к городу.

Может, все к лучшему. Гвардейцы, само собой, не разобравшись, палить не станут. Помогут добраться до Колонии. Флаер запасной вызовут, чтобы не тащиться с Тарбаком через буферную зону. Корсиканец, конечно, устроит выволочку, что не привел аборигена сразу же, но победителей не судят. Побухтит и перестанет. Оксанка уже заждалась. Вот только не вызывала азарт мысль заводить с ней детей. Какие дети? Зачем плодить поколение, обреченное на нищету и вечное кровопролитие? Неужели никто этого не понимает?

…А затем на пультах стали вспыхивать синие «тревожные» огни. По одному или целыми россыпями. Мерцая или светясь постоянно. Холодные отсветы легли на свод купола и на пол.