На острие иглы - Илья Стальнов Страница 22

Я подошел к тощему – в чем душа держится – половому, сидевшему в углу. Поздоровался с ним Он глянул на меня не очень дружелюбно. К чужеземцам в этой стране отношение странное: или зависть и почитание, или опасение и настороженность. Зонненберг говорил, что простой люд здесь так до конца и не может поверить в то, что где-то, кроме святой Руси, есть другая жизнь. В деревнях вообще моих земляков считают нечистой силой. А то, что чужеземцы порой плохо говорят по-русски, воспринимается как свойство ума, а точнее – обычное недоумие. И уж если иностранец хорошо изъясняется по-русски, это воспринимается как чудо. Как мы, например, дивимся говорящей птице.

– Не знаешь ли такого Василия? – спросил я. – Низенького, со шрамом через все лицо.

– Помню, как же! – кивнул половой. – Чудной человек. Смехач. Но у нас он редкий гость.

– А где же его найти?

– Да где ж его найдешь? Нигде не найдешь, это уж точно.

Тут подковылял грязный одноногий мужичонка и, обнажив беззубый рот, прошепелявил:

– Поднеси чарку, подскажу…

– Принеси ему, – кивнул я половому.

Мужичонка перекрестил рот, опрокинул в него содержимое чарки и, крякнув от удовольствия, прошамкал:

– Он на окраине завсегда сшивается, в трактире Муратки Колченогого.

– Где это?

– Поднеси чарку…

– Налей ему еще!

В общем, пока я получал нужные мне сведения, вытягивая их из пропойцы, тот окончательно опьянел. Но в самом конце, на секунду протрезвев, бесплатно предупредил:

– Только ты, заморский человек, поберегись. Там недобрый народ собирается. Немчуру всякую да аглицкий люд на дух не переносят. И тебе не поможет, что по нашему гутарить могешь…

Даже выслушав подробные объяснения, трактир я нашел не сразу. Пришлось походить мимо старых построек, нетронутых пожаром, мимо свиней, лежащих в огромных лужах, полуголых детей и приземистых бань, откуда доносился бабий визг. И повсюду стучали топоры, визжали пилы, во все стороны разлеталась кудрявая стружка – Москва вновь отстраивалась, возрождалась, как легендарная птица Феникс из пепла.

Перекосившийся, из черных закопченных бревен трактир держался на честном слове. Казалось, он вот-вот рухнет и погребет под собой своих вечных обитателей.

Время было еще не позднее, но у дверей трактира уже разлегся пьяный – он был бос, с хорошенько разбитой мордой. Он время от времени поднимал голову и ожесточенно ругался. Таков местный обычай – если начинают пить, то пьют до предела, пока не пропивают все, и тогда забулдыгу в одном исподнем вышвыривают за порог. Кстати, торговлю здесь водкой, дело весьма прибыльное, держит в своих руках Государь, и незаконное винокурение карается жестоко и неотвратимо.

В трактире было человек десять. В одном углу – большая пьяная компания, в другом – трое подозрительных типов, прятавших лица и о чем-то заговорщицки перешептывающихся. Хмурые здесь собрались людишки. Лица нечистые, недобрые, у многих изуродованные, глаза жадные. Вошел я, сразу приковав враждебные взгляды. Пришельцев, видать, здесь не жаловали.

– Чего надо? – недружелюбно осведомился громадный мужик с рыжей бородой и черными волосами на голове – наверное, хозяин.

– Ищу дружочка. – И я подробно описал нищего.

– А, это Василий! – воскликнул толстый, весь заросший даже не волосами, а шерстью мужик – один из троих в углу.

– Не знаю такого, – вызывающе посмотрел на меня трактирщик.

– А вы, господа, кажется, знаете? – обернулся я к троице.

– Кто же здесь Василия не знает? – добродушно откликнулся толстый. – Вот только тебе точно не скажем,

– Почему? – удивился я.

И тут его сосед, широкоплечий, молодой увалень, на одной руке которого не хватало двух пальцев, грузно поднялся со скамьи, медленно, среди всеобщего молчания подошел ко мне поближе и, покачиваясь, встал рядом, сопя и хмурясь.

– Не хотим мы тебе, немчура, говорить. – Он выразительно взялся за ручку здоровенного тесака, торчавшего из-за пояса. Ткнул пальцем в мой плащ:

– Не поделишься ли с нами?

Двое его приятелей тоже неторопливо встали и начали меня окружать. Положение становилось угрожающим.

– Не поделюсь, – презрительно кинул я и отбросил его руку.

– Ну как знаешь, мы тебя не неволим, – оскалился беспалый, у которого вместо передних зубов зияла дыра, и когда он говорил, то брызгал слюной.

Он медленно начал вытаскивать нож.

Я вытащил пистоль.

– Рыло свиное, так твою растак! – Ругаться мой учитель герр Тимошка научил меня отменно, по себе знаю, сколь важную роль играет ругань в жизни местного общества. – Сейчас устрою тебе блины с грибами, сволочь поганая!

– А немчура-то славно гавкает! – одобрительно кивнул хозяин.

Беспалый сделал шаг назад, но остальные, даже самые пьяные, стали приподниматься со своих мест, прихватывая кто ухват, кто нож, кто палку.

Левой рукой я сжал рукоять кинжала, понимая, что скорее всего живым отсюда не выйду. Но может, удастся прорубить себе дорогу к выходу? Десять противников – это многовато, но некоторые из них еле держатся на ногах. К тому же они вряд ли обучены благородному воинскому искусству и правильному владению холодным оружием. Важно не выказать страха. Иначе пропадешь.

– Подходи, собачье мясо! – крикнул я угрожающе. – Живо оставлю без ушей! Сучье племя!

Я поднял пистоль на уровень глаз беспалого, от его красной испитой морды начала отливать кровь, с губ сползла гнусная ухмылка. Мой палец дрогнул на спусковом крючке. Еще секунду, и вырвалось бы из ствола пламя, но тут хозяин кабака «протрубил отбой» – ударил с размаху кулаком по столу.

– Тихо, тати! Пусть немец идет. Он не робкого десятка… Уважаю!

Его послушались! Видимо, хозяину тут не перечили и его слово было законом, и все стали нехотя рассаживаться расселись по своим местам, раздраженно матерясь.

– И все же я хочу знать, где найти Василия.

– Иди, немец, отсюда. И радуйся, что остался жив. Благодари меня за душевность и незлобивость, – примирительно произнес хозяин, и я понял, что больше здесь ничего не узнаю. Не стоило дальше испытывать судьбу.

Я вынужден был покинуть кабак с его недоброжелательными посетителями, утешаясь тем, что в состоявшемся споре достоинство мое ни пострадало.

Но просто так, ничего не узнав, отказаться от своей затеи я не собирался. Чего бы мне это не стоило, я должен был найти нищего.

На улице, у самого забора, скрывшись за телегой с сеном, я устроился так, что выход из кабака был прекрасно виден, и стал ждать. Слава Богу, народу там шаталось немного, и мое присутствие ни у кого не вызвало ненужного любопытства.