Среда обитания - Михаил Ахманов Страница 22

Не люблю, когда мной командуют. С другой стороны, пятидневка – это пятьсот монет, и, надо думать, без большого риска. Ну, полазаю в Киве по Отвалам, потолкаюсь среди диггеров… Может, что-то и узнаю.

Кончалась третья четверть, когда я покинул ствол «Хика-Фруктов». Летели мы не спеша – допинг, в котором меня поджидала Эри, был в соседнем секторе, и Пекси еще помнил дорогу к ней. Однако, сидя на его спине, я не пытался потревожить прошлое, не строил догадок о том, зачем понадобился Эри, не думал о новом контракте, о предстоящих поисках и путешествии в Кив. Меня занимали другие мысли.

Слишком уж Конго помрачнел, увидев рыжего… Случай, в общем, рядовой – стреляют и в подлеске, и в лесу, по самым разным поводам: ревность, зависть, перебор с «разрядником», свары из-за женщин или, к примеру, из-за ставок на тараканьих бегах. Вполне возможно, что этот рыжий оттопырился и позавидовал мне черной завистью: сидит, мол, тип в компании приятелей, деликатесы жрет и тискает девицу в голографической обертке – то есть, прямо скажем, без всего… Хотя стрелял он так, как оттопыренные не стреляют – руки точно не дрожали.

Ну, не в рыжем суть, а в Конго! Увидел, помрачнел и сразу согласился отвалить монету… Пусть не сразу, но без особых споров, что не в его характере – он хитер, прижимист и упрям. Однако уступил… С чего бы? Мне показалось, что Конго чувствует себя виновным, и этот выгодный контракт являлся компенсацией. Небывалая щедрость! А кроме того, поездка в Кив… Гниль подлесная! Зачем таскаться в этот Кив, не лучше ли начать с родных Отвалов? Но – приказано… очень настоятельно приказано, с топотом и рычаньем… Так, словно меня хотели убрать из Мобурга.

Одолеваемый такими мыслями, я приземлился под стволом 3073, на переходе у третьего яруса, слез и зашагал к допингу. Роскошное заведение этот «Сине-Зеленый»! Тянется от ствола к стволу, и за прозрачной стенкой видны диваны и столы в уютных нишах, старинные лампы из бронзы, шеренга раздаточных автоматов и пол из синих и зеленых плиток. Над каждым диваном и столиком – древесные ветви с огромными листьями и яркими цветами, а потолок – голубой, и что-то плавает на нем помимо светового шарика, изображающего солнце. Что-то такое белесое, округлое, пушистое… Конечно, голография.

У входа я наткнулся на хоккеиста Парагвая. Он был раскрашен под осу черными и желтыми полосками и прижимал к груди баллончик с «веселушкой». Кажется, уже пустой.

– Сс-свободный Охотник Крр-рит! – Парагвай растопырил руки. – Как-кая неожиданоссь! Как-кая чессь! П-пойдем крр-рыс ловить?

– Ты даже на приманку не годишься, – сказал я, пытаясь обойти Парагвая сбоку.

– Н-не гожусь. Сс-сегодня не гожусь, – покладисто согласился он. – Н-но я написал вам… написал…

Ему все-таки удалось схватить меня за пояс. Приподнявшись на носках, закатив глаза и потрясая баллоном с «веселушкой», Парагвай с завыванием продекламировал:

В Отв-валы я спустился.

Мррак, х-холод, п-пустота!

Н-не выбраться назад.

Затем хоккеист освежился из баллончика, хлопнул себя ладонью по лбу и печально вымолвил:

– Н-нет, что же эт-то я… п-память соссем отшибло… В-вам соссем дрр-ругое… т-такое…

Он снова начал завывать:

Ох-хотник в брроне,

Сслева сстена и ссправа…

П-пощади, не бей!

– Теперь точно убью, – сказал я и, растопырив пальцы протеза, потянулся к его горлу. Парагвай испуганно взвизгнул и отскочил. Допинг не был пуст, но ни одна голова не повернулась в нашу сторону. Кто тихо оттопыривался, кто лежал с закрытыми глазами, а кто показывал всем видом, что такие сцены здесь не считаются редкостью.

Обнаружив Эри в одной из ниш, я просочился сквозь голограмму с цветами и листьями. Эри, как всегда, была великолепна – в голубом узорчатом переднике и золотистой маске под цвет волос, с которой свисали хрустальные нити. Перед ней стоял баллончик с чем-то изысканным и легким – «стук-бряк» или «звени-уши».

Она сняла маску и в знак приветствия коснулась пальцами моей груди.

– Крит…

– Эри…

Смотреть на нее было гораздо приятнее, чем на Борнео или Конго. Зато они – источник прибылей, чего не скажешь о женщинах. Женщины – это расходы, капризы, упреки и много пустой болтовни.

Но к Эри последнее не относилось – она, как правило, знает, чего хочет, и переходит прямо к делу:

– Ты мог бы встретиться с Дакаром?

– Твой приятель, так? Что ему нужно?

Она поведала странную историю. Прямо скажем, фантастическую! Я пропустил бы ее мимо ушей, если б не знал, что Эри столь же не склонна к выдумкам, как я, Дамаск или Хинган. Все мы прагматики и реалисты – без этих качеств Охотнику не выжить. Столкнувшись с чем-нибудь невероятным, мы полагаем, что это иллюзия или обман, и мы обычно правы. Но, кажется, случай с Дакаром не подходил под эти категории.

Он считался лучшим инвертором Мобурга, и хоть я о славе Дакара не слышал и видел его всего лишь пару раз, это ничего не значит – я не работаю на Лигу Развлечений и не смотрю клипов с псевдожизнью. Дакар сотворил их немало, сотни три или четыре – расхожий товар из грез и снов на радость легковерным идиотам. Других достоинств, кроме буйной фантазии, за ним не значилось и даже наоборот – любил изрядно оттопыриться и побуянить. Что для подданных Лиги не редкость; как утверждают хоккеисты, диззи и прочие уроды, творцам необходимо разрядиться – мой Парагвай, любитель ярких впечатлений, тому пример.

Ну, речь не о нем, а о Дакаре… Однажды он влип в историю – нюхнул «отпада» и вышиб какому-то капсулю мозги. Гниль подлесная такого не прощает, мстит, особенно если погибший из банды. Начались у инвертора неприятности, и, чтобы закрыть вопрос, Лига пригласила Эри, как и положено по Второму Догмату: безопасность подданных – дело их корпораций. Эри вопрос закрыла (два трупа, разбитая челюсть и переломы ребер), но, к сожалению, сама попалась на крючок. Не знаю, чем ее пленил Дакар – может, талантом сочинять побасенки об удалых парнях и их красавицах подружках? Тем более что все эти удальцы похожи на Дакара, ну а подружки – вылитая Эри… Или она на него польстилась от одиночества? Хотя, с другой стороны, мужчина он видный…

Здорово он ее помучил, лет, должно быть, шесть. Правда, и Эри не без изъяна, а точнее, с прихотью: мечтает о светлой и вечной любви и чтоб никаких там одалисок или натуральных баб. Ревнует! Вредный пережиток, потому мы с ней и расстались… Ну, это уже другая песня.

На прошлой пятидневке Дакар поехал в Пэрз, и что-то там случилось, в Пэрзе, во время кутежа (а покутить он любит) или в трейне; словом, уехал Дакар, а возвратился человек без имени и памяти. То есть имя и память у него имелись, но не такие, как были у Дакара: он утверждает, что зовут его Павел (бессмысленное прозвище!) и что явился он из мест, которых уже не существует, из Эпохи Взлета или из более древних времен. По виду, однако, Дакар, и, как заметила Эри, разницы в постели тоже нет. Но о простых вещах – без всякого понятия: ни фантик натянуть, ни дверь открыть, ни к лифту подойти, ни торкнуться к раздаточному автомату… Спрашивает, говорит, много говорит, но непонятно. Словом, лицо Дакара, тело Дакара и гарбич Дакара, а мозги и память – так вовсе не его. Чудеса!