Туннель к центру Земли - Кевин Уилсон Страница 22

Подходя к толпе, я заметил Лестера Миллза, который как раз вылезал из лодки. Не далее как вчера вечером мы с ним славно порыбачили. Взглянув на плакат, Лестер перевел недоуменный взгляд на меня и расхохотался. Он даже окликнул меня, но я сделал вид, что вижу его первый раз в жизни, и еще ближе протиснулся к Сью-Би. Она улыбнулась и спросила, поддерживаю ли я требования демонстрантов. Я кивнул. Тогда она протянула мне плакат «Рыбы заслуживают лучшего!», и я целый день проторчал рядом с ней, благоразумно отворачиваясь, когда в поле зрения возникал кто-нибудь из моих приятелей, вылезающий из лодки.

После митинга я отвел Сью-Би в «Молочную королеву». Мы ели мороженое и болтали.

— Если что-то волнует тебя так сильно, что ты способен сочинить надпись на плакате, — говорила она, — значит, ты не имеешь права отмалчиваться.

Я не спорил. В тот вечер я был готов согласиться с любым ее утверждением. Сью-Би окончила колледж на Севере и была очень хорошенькая, но это не означало, что я готов с порога одобрить все ее странности.

Я отвез Сью-Би к дому ее родителей, и мы договорились встретиться на следующей неделе. А вечером я вывел лодку — вычерпывать раздутых рыб, плавающих у поверхности воды, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке.

На следующий день Хайрам метнул в меня монетку и, когда я обернулся, знаками спросил про шоу. Я покачал головой и продолжил работу. В таком гаме было трудно сосредоточиться. На фабрике мы собирали «говорящие» игрушки. Я вставлял механизмы в кукол, и с семи до четырех терпел писклявое бормотание Болтушки Кэтти — бесконечные уа-уа и хочу молочка-а-а-а!

Хайраму приходилось еще хуже — он собирал механических коров, и с утра до вечера был вынужден слушать нестройное му-у-у.

Каждая линия производила свою игрушку, и спустя некоторое время звуки сливались в неразличимый гул, который ты переставал слышать и который уже не казался тебе нестерпимым.

В городе только и говорили, что об отчаянном стрелке. Выдвигались разные предположения: о вживленной в голову трубке, через которую пролетает пуля; о том, что таинственный Максимилиан — «человек-змея» из Перу, который способен отклонить пулю внутри головы. Он чудом спасся от правительственных ученых, занятых выведением расы людей, которых нельзя убить. И любое из объяснений казалось правдоподобным.

Мне нравилось строить гипотезы, и я занимался этим в боулинге и закусочной — везде, кроме дома, потому что Сью-Би по-прежнему и слышать не хотела про шоу.

До него оставалась неделя. Дни текли однообразно: подъем, работа, покачивание головой в ответ на молчаливый вопрос Хайрама, снова дом, попытки умилостивить Сью-Би, сон. Я даже становился перед ней на колени и тянул за юбку, словно малолетка.

— Это неправильно, Гастер, — неизменно отвечала она, как будто стыдясь того, что приходится объяснять очевидные истины.

Шоу должно было состояться через два дня, и, кажется, я исчерпал все возможности убедить Сью-Би. По ночам мне снился Максимилиан-Пуля: он вкладывал дуло пистолета в одно ухо, и пуля вылетала из другого.

Хайрам не мог взять в толк, почему Сью-Би упрямится.

— Да люди только и делают, что стреляют друг другу в лоб! Это закон жизни.

— А она отвечает, что не обязана глазеть на это.

— Но она же смотрит канал «Дискавери». И ее не смущает, что злобный тигр разрывает на части крошку антилопу! Что на это скажешь?

Крыть было нечем, но я видел, что Хайрам передергивает, а я прошу Сью-Би сделать то, что противно ее натуре. Я начинал понимать, что ради любви приходится идти на жертвы. Я думал о Сью-Би, ее доброте и наивной вере в то, что мир устроен правильно. Я знал, что еще пожалею о том, что задумал, но также знал, что не отступлюсь. Зря Хайрам шепотом советовал мне напоить Сью-Би, я уже придумал, как добиться своего.

Придя домой в тот вечер, я ни словом не обмолвился о Максимилиане-Пуле, не умолял и не ныл. Сью-Би сидела на кровати и читала книгу, тонкие золотые прядки свисали на плечи словно ветви плакучей ивы. Я стянул комбинезон, повесил его в шкаф и свернулся на кровати рядом с ней. Даже через очки глаза Сью-Би были прекрасны: синие, громадные, глубокие. Я лежал и смотрел, как шевелятся ее губы. Может быть, она обращалась ко мне, а я просто не слышал слов? Я поцеловал Сью-Би, взъерошил ей волосы и перевернулся на другой бок. Обычно я плохо засыпаю, в ушах еще долго стоит фабричный гул. Я зажал уши, готовясь очнуться на следующее утро, и тут она что-то спросила:

— Ты действительно хочешь пойти на это дурацкое шоу?

Я мигом перевернулся, уткнулся головой ей в колени и сказал, что хочу увидеть Максимилиана-Пулю больше всего на свете.

— Ладно. Не хочу, чтобы из-за меня ты пропустил шоу и мы оба жалели об этом до конца жизни.

Я сграбастал Сью-Би и смачно поцеловал в губы, спихнув книгу на пол. Мы сцепились, словно змеи, сжимая друг друга крепче и крепче, пока не стали единым существом.

Уже в полусне я слышал, как Сью-Би спросила:

— Скажи, ведь это понарошку?

Гул в ушах давно стих, и перед тем, как отключиться, я прошептал:

— Кто знает.

На следующий день на фабрике я еле дождался, когда рядом пролетит монетка. Повернувшись к Хайраму, я приставил палец к виску, захохотал и выстрелил. Хайрам, явно не ожидавший от Сью-Би такой уступчивости, тоже засмеялся и повторил мой жест. И до самого конца смены мы с Хайрамом переглядывались, подносили палец ко рту или ко лбу и хихикали как малые дети.

Мы ждали Хайрама с подружкой рядом со спортивно-развлекательным центром, где должно было состояться представление. Мигги работала на фабрике вместе с нами, собирала поливальные машины. Казалось, ее нисколько не вдохновляет предстоящее шоу, но остальные трое, даже Сью-Би, были на взводе. Купив дешевые билеты на открытую трибуну, мы нашли хорошие места в центре. Сью-Би вцепилась мне в руку и сжимала ее все сильнее по мере того, как шум вокруг возрастал.

Первым вышел на сцену Мадьяр Сигаретный Король и принялся выпускать дым изо рта, ушей и носа. Он курил одновременно восемьдесят семь сигарет: рот перекосился, голова скрылась в табачном дыму.

— Так и я могу, — фыркнула Мигги, откидываясь на спинку сиденья.

Дженни Осьминог эффектно жонглировала красными шарами при помощи четырех рук, вполне настоящих на вид, но когда она заиграла Бетховена на двух пианино одновременно, публика, уставшая ждать выхода Максимилиана-Пули, зароптала. К выходу Ленни Карточного Шулера из толпы начали раздаваться недовольные выкрики. Ленни смекнул, что к чему, быстро раскинул колоды — карты летали вокруг него, словно смерч — и нырнул за кулисы.

Наконец рабочий сцены вынес карточный столик, на нем лежал пистолет, рядом стояла маленькая белая картонка: «До выхода Максимилиана осталось пять минут!» Восклицательный знак был в виде золотой пули.