Спать и верить. Блокадный роман - Андрей Тургенев Страница 22
Спать и верить. Блокадный роман - Андрей Тургенев читать онлайн бесплатно
Теперь зашел впервые после ее отлета, без дела особо, окинул другим взглядом, уже вроде как и обжил. Возвращаясь, услышал в переулке звук: вроде машина пишущая щебечет из окна бессмысленной городской конторы, но не просто щебечет, а будто мелодию выколачивает. Максим постоял, прислушался. Слуха он не имел, в музыке не понимал, но ведь ясно же — специальный ритм.
Хоть заходи и винти машинистку: азбука Морзе, шпионский код. А можно вместо птицы использовать: приходить-слушать.
Интересно. Интересно ему будет в Ленинграде.
В последнюю неделю стало ясно хуже, нового пайка совсем не хватало, многое не отоваривалось — крупа за тот месяц наполовину выбрана, мясо наполовину, спички вот только что выкупили, и что впереди?
Рыжковы отбились от общего кошта, не из жадности, но по структуре момента: Юрий Федорович теперь реализовывал свои и Кима карточки в столовой госпиталя, приносил еду готовую, в банках, и идея совместного варева естественно отпала. Отношения не испортились, но их стало меньше как-то, отношений, тем более что Юрий Федорович все чаще ночевал на работе.
Генриетта Давыдовна, у которой запасы почти вышли, а ценностей и просто вещей на обмен было меньше, чем у мамы и Вареньки, заявила им сегодня, что тоже выходит из кооперации как неспособная вносить в котел адекватный вклад.
Варенька запричитала «нет-нет-нет», и что Генриетта
Давыдовна лучше всех из них готовит: это было правда в сравнении с мамой, которая готовить совсем не умела, но сильно неправда на фоне Вари, мастерицы на все. И что в очередях стоять и опять же готовить лучше в очередь, а то она, Варенька, не успевает, и что пока учебный год не пошел, Генриетта Давыдовна может и за себя, и за них обменивать на рынке вещи. Генриетта Давыдовна разумно заметила, что ее облапошит на рынке любой санкюлот, Варенька возразила, что война и надо учиться стоять на своем. Спорили они в комнате Генриетты Давыдовны, но мама все удивительно слышала через стену, хотя ранее эта стена сверхзвукопроводимостью не блистала.
Маме стало неприятно, она решила вдруг прогуляться, быстрехонько оделась, выскользнула незаметно. Растерянно застыла во дворе за неимением дела: в щель тревога не гонит, карточек нет при себе пойти поискать по лавкам, и что?
Решила посчитать шаги вокруг дома, загадать что-то. Что загадать — ясно, еду и победу, а вот на сколько шагов? Маме никогда не приходило подумать, сколько шагов вокруг дома. Триста? Или тысяча? Или больше? Загадала, что если больше тысячи — войне не жить. Пошла считать, но скоро сбилась со счету, пошла, упрямая, зафиксировав точку, считать еще раз, но забыла, сколько шагов загадала.
Была как раз за домом, когда начался обстрел, засвистело. Решила в щель бежать, чем домой, потом вспомнила, что Варя ее затеряет, метнулась наискось, запуталась, как ближе и куда. Снаряд угодил где-то недалеко, за забором, взрывной волной маму несильно, но отшатнуло, стукнуло в водосточную трубу, в глазах потемнело, плохо, нехорошо.
На младшем-среднем составе Н.К.В.Д. новые ленинградские условия тоже сказались: пайки урезали, и в ведомственной столовой порядки ужесточились. То, что раньше без карточки отпускали, теперь шло с половинной вырезкой.
Это рассказал, подхехекивая, Здренко, ровно засовывая в рот кусок эскалопа: как-то неделикатно прозвучало.
Максим замечал уже, что в отношении младших и старших в Большом доме что-то тонкое перенастраивается. Что-то лакейское и чуть злое сквозит в движениях младших и средних, а в пластике старших — неосознанные повадки господ.
В столовой на третьем этаже, где обедала белая кость, человек сильно меньше ста, ничего пока не менялось. Разве что какой-то день не было черной икры, так Рацкевич так взвился, что Здренко еле его угомонил не расстреливать администратора.
Ульяна с Арбузовым выпивали в обед на двоих шкалик водки: Максиму каждый раз предлагали, он не хотел, а Здренко символически принимал полрюмки, и было видно, что ему и с этого хорошеет.
Ульяна решила вдруг развить пищевую тему:
— Тут у нас за утлом, в Петра Лаврова, алкаш один с приятелями задницу женину сожрали. Половину ягодицы зажарили, уж не знаю, с приправами или без!
— Ах, уже! — сплясал руками Здренко. — Что же, от живой отрезали или… того?
— Вроде «того», — пожала плечами Ульяна. — Один чорт, по-моему.
— Ах, рано, рано… — растерянно лепетал Здренко, будто в этом деле было свыше предопределено некое точное «ни рано, не поздно». — Что же будет, если начнется голод… Людишки — они же слабые, психология-то в них вся на соплях держится. Пока еще ничего — они и ничего, а как чего, так только увиливай, хе-хе, такой парадокс. Тут и самим предостеречься не грех…
Максима передернуло. Даже на водку глянул, но сдержался.
— Не начнется, — нахмурился Арбузов. — Кирыч с нами, не ссать! По всем знакам, прорыв скоро будет.
Командующий фронтом, молчаливый флегматик с пушком пшеничных, как птичка нагадила, усов, в прорыв не верил. Он спокойно воспринял приказ построиться под Кировым, по субординации претензий к нему не было, по самоотдаче и профессионализму тоже, но как-то попахивало от него Кремлем. Иосифом, Лаврентием. Чужими.
Которые когда-то были своими. Или казались. Оставшись на отрезанном куске земли, за стеной огня-крови, на тающей колеблемой льдине, Киров воспринимал сейчас Москву как противника номер два, сразу после фашистов.
Комфронтом внятно и с преизбытком терминов, как автоматический, объяснял, почему неверна та или же иная стратегическая идея рвущегося в прорыв Кирова. Если здесь высунуть нос, то на противуположном фланге подтянется хвост, а если расширить фронт на тридцать шестом, то смертельно скомкается тыл под сто двадцать пятой. Все логично, грамотно, с заботой о живой силе и дальнейшей способности к обороне.
Без живинки, без задоринки, без малейшей идеи, как на экзамене в школе благородных институток.
Почему прорыв невозможен, от зубов отскакивает, а как сделать прорыв возможным — руками картинненько разводит. Полководец белокаменный.
Киров все яснее дотукомкивал, что его просто ловко съели, разрешив рискованный штурм без усилений и со старой командой. Развели на самолюбии, как пионера.
Вместе с комфронтом, впрочем, надо отдать ему небольшое должное, высосали из пальца один вариант. Имитировать наступление под К-ой, обозначить активность, скормить фашикам пару перебежчиков с дезинформацией, макеты танков картонные, которых в цехах Мариинского театра уже намастрячили чуть не сотню, выдвинуть на позиции. Положить там остатки ополчения, чтобы от армии огонь отвлечь. И ударить через Старое Н-ье, всеми силами, из последних сусеков. Если повезет, можно выйти на соединение с N-ским фронтом.
«Если сильно повезет», — безразлично уточнил командующий.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии