Держава под Зверем - Илья Бриз Страница 22

Сталин замолчал. Рузвельт смотрел на него широко открытыми глазами и… верил. Верил всему, что сейчас рассказал ему этот самый молодой в мире руководитель самого большого и сильного на Земле государства. Он только не мог понять, почему в глазах этого парня была такая боль…

* * *

— И о чем же была ваша беседа? — Берия снял пенсне, протер стекла белым батистовым платком и надел свой легендарный оптический прибор обратно на переносицу.

— В принципе, я открыл ему наши карты, — Василий коротко пересказал свой разговор с американским президентом.

Маршал хмыкнул:

— Теперь американцы не рыпнутся. Мне кажется, Рузвельт вряд ли будет делиться этой информацией с кем-нибудь.

— Гопкинсу все выложит, — поправил Синельников, — они очень дружны.

— А этот советник не разболтает? — Берия посмотрел на директора СГБ.

— Нет, — ответил за друга Вася, — к тому же ему мало осталось — неоперабельный рак. Но даже если и разболтает, что с того?

Маршал несколько раз перевел взгляд с одного на другого.

— Вот что, парни, а все ли вы мне рассказываете?

— Все, Лаврентий Павлович, — глядя Берии прямо в глаза, сказал Василий, — все, что вы спрашиваете.

Тот хмыкнул:

— Так, хорошо, а что я забыл спросить?

Отвечать взялся Синельников:

— Ведется работа по дискредитации ряда американских политиков, которые уже сейчас или в будущем станут врагами Советского Союза.

— Например? — потребовал маршал.

— Сенатор Трумэн, некто Маккарти.

— Кто такие?

— Трумэн — возможный вице-президент Штатов после смерти Рузвельта, соответственно, должен занять его место. Джозеф Маккарти — тоже американец. Вундеркинд, мать его. Оба — антикоммунисты и очень не любят нашу страну, — коротко доложил генерал.

Берия задумался, затем посмотрел на сидящих перед ним друзей и неожиданно улыбнулся:

— Ладно, парни, только давайте на будущее вы все-таки будете меня информировать о таких вещах. С Громыко хоть посоветовались?

— Лаврентий Павлович, — протянул все тот же Синельников, — обижаете. Чтобы внешняя разведка работала без контакта с МИДом?… И с Проскуровым [16]все обговорили.

— Тогда еще вопрос: почему Иосиф Виссарионович в Канаде не запретил деятельность партий, кроме откровенно фашистских?

Сталин с Егором переглянулись. Василий достал папиросы, простучал одну о пачку, вытряхивая табачинки, промял мундштук, закурил и только потом начал говорить.

— То, что лежит на поверхности — показать, что Советскому Союзу и его руководству народная демократия совершенно не чужда — это ширма. Реальный план отца — запрет в будущем всех партий.

Василий не стал говорить маршалу, что это его план, с которым Иосиф Виссарионович согласился еще год назад по времени этого мира.

Берия все-таки спросил:

— И компартию запретить?

И подполковник, и генерал-полковник синхронно кивнули.

— Не понимаю, — маршал не повышал голоса, но это было сказано с большим напряжением, — не понимаю. Он делал все, чтобы в будущем можно было построить коммунизм. А теперь…

— Неправда, — ответил Василий, — отец строил империю. Коммунизм нужен был Троцкому. А отец… Папа поднимал страну.

В кабинете повисла тишина. Нет, она не была полной. Было слышно, как отщелкивает свое маятник больших напольных часов, как дышат все трое, постукивание пальца по мундштуку папиросы, когда Вася стряхивал пепел в большую хрустальную пепельницу. Где-то далеко шумела большая Москва с ее заводами, фабриками, институтами, транспортом и, главное, с ее миллионами людей — жителей и приезжих. Но в кабинете была тишина. Наконец Берия оторвал взгляд от столешницы и посмотрел в глаза Василию.

— И кто должен управлять такой державой? — слово «империя» он произносить не захотел. — Царь? Возврат к монархии?

— Ни в коем случае! — тут же ответил Сталин. — Только те, кто будет настоящим патриотом своей страны, грамотные, подготовленные и умные руководители.

— А кто будет выбирать этих руководителей?

— Те, кто сейчас стоит у власти и элита страны.

— Не все граждане, а только лучшие? — решил уточнить маршал. Он, похоже, в принципе не хотел произносить некоторых слов в этом разговоре. Таких, как «элита».

— Именно так. А вы, Лаврентий Павлович, считаете, что кухарка и пастух могут правильно управлять державой? Они вообще не должны решать, кто будет стоять у власти, — подполковник и маршал так и продолжали разговаривать, глядя в глаза друг другу. Даже не мигали.

— Мне надо подумать, — констатировал Берия и наконец-то первым отвел взгляд.

— Само собой разумеется. Такие вопросы с кондачка не решаются, — по-простецки ответил Вася, — без вас, Лаврентий Павлович, мы ничего предпринимать не будем. Мы просто одни никак не справимся с этой задачей. Только, когда будете думать, попробуйте сначала оценить дела отца со стороны.

— Что ты имеешь в виду? — не понял маршал.

— Аналитику. Надо разбить на этапы всю папину деятельность. Сначала у него стояла задача войти во власть. Это в тот момент можно было сделать только с партией большевиков. Значит, надо было подняться в ней на вершину. Одновременно — создание промышленности, развитие страны. Затем власть должна была стать единоличной. Врагов — к стенке. И только потом можно было сосредоточить все силы, — Василий подчеркнул слово «все», — только на безмерном усилении державы.

Синельников чуть рот не открыл. С этой точки зрения посмотреть на жизнь Иосифа Виссарионовича Сталина он никогда не осмеливался.

Берия тоже сначала не понял, к чему подводит Василий. Так коротко, в несколько предложений, охарактеризовать жизнь отца мог только он. Да, конечно, погибший Вождь был в первую очередь прагматиком. Отрицать очевидное было нельзя. Но… И что же теперь со всем этим делать???

* * *

А на следующий день Василий Сталин сорвался. Приехал на центральный аэродром столицы — бывшее Ходынское поле. Там всегда, круглые сутки была на дежурстве эскадрилья истребителей. Попросил самолет для тренировочного полета. Ему, естественно, не отказали. Надел привезенный с собой летный комбинезон, сел в истребитель, вырулил на предварительный старт, выполнил карту [17], вырулил на исполнительный, запросил разрешение у диспетчера, взлетел, набрал высоту, вошел в зону испытательных полетов, а потом… Так как на аэродроме работало несколько отделов ЛИИ [18], то кто-то догадался включить подготовленную скоростную кинокамеру с мощным телеобъективом и взять в визир крутящийся высоко в небе самолет. Двадцать две минуты Василий «насиловал» «Як-третий». На двадцать третьей от правой плоскости, не выдержав перегрузок, оторвался элерон. Самолет потерял управление и, хлопая маленькими автоматическими предкрылками, сорвался на крыло и в плоский штопор.