Боевое братство - Карен Трэвисс Страница 22

Сержант Матаки была высокой женщиной лет за тридцать, атлетического телосложения, с темными волосами, почти полностью скрытыми фуражкой, и легким акцентом, неизвестным Дому. Она наклонилась, достала из клетки цыпленка и зажала под левым локтем. Птица отчаянно закудахтала.

— Если среди вас есть вегетарианцы, — продолжала Матаки, — им не повезло. Съедобные растения и грибы мы будем изучать завтра.

Дом приложил массу усилий, чтобы его направили в тренировочный лагерь сразу, как только ему исполнилось семнадцать; он оказался там самым молодым из новобранцев. Он узнал вкус строевой муштры, обнаружил в себе агрессивность, о которой раньше даже не подозревал. Мария гордилась им. Карлос и Маркус перестали смотреть на него как на младшего брата, о котором необходимо заботиться. Он стал, как выразился один из уроженцев Южных островов, крепким, словно гвоздь.

А теперь он нервно переминался с ноги на ногу, глядя на маленького черного цыпленка.

Еще около дюжины молодых парней рядом с Домом в полном молчании наблюдали, как Матаки небрежно поглаживает голову цыпленка. Птица доверчиво затихла в ее руках, и Дому это казалось отвратительным. Матаки была не обычным сержантом: судя по нашивкам на рукаве, она была снайпером, но все знали, что ее полевые навыки являлись главным предметом зависти коллег по десантному отряду. Кто-то сказал, что Матаки способна приготовить роскошный обед из пары дохлых крыс и пучка травы.

— Позже я научу вас ловить птиц и мелких животных, — сказала она. — Это довольно легко. Но поскольку вы по большей части городские мальчики, этот урок будет для вас самым трудным. Тем не менее придется научиться, иначе ваши шансы на выживание быстро упадут до нуля.

Дом был городским жителем. Домашняя птица появлялась в доме из ближайшей продуктовой лавки на белых пластиковых подносах, уже разделанная, и в ней совершенно невозможно было даже заподозрить малейшую принадлежность к живой природе. Куриные крылышки не глядели на него укоризненными черными зрачками, обведенными яркими оранжевыми кругами глаз…

— Вы все очень молчаливы, — заметила Матаки. — Но ведь вы готовитесь к тому, чтобы стать десантниками. Вы должны уметь вонзить нож в горло человека. Так в чем проблема?

Как будто она не знала. Судя по всему, Матаки сотни раз бывала в подобной ситуации.

Прямо перед Домом стоял Георг Тимьо. По его стиснутым за спиной пальцам становилось понятно, что парень едва сдерживается.

— В рекрутских призывах ни слова не говорилось о том, что нам придется душить цыплят, сержант.

Матаки сильно отличалась от майора Хоффмана. Где-то под кокардой с черепом в ее голове пряталось чувство юмора. Дом заметил, как дрогнули ее губы, и Матаки на мгновение опустила голову.

— Мы и не будем душить цыплят, рядовой, — сказала она. — Мы быстро и гуманно свернем им шеи. Вас уже учили, как проделывать это с людьми. А цыплята, как правило, еще и не могут всадить в вас кинжал.

Городские мальчики. Дом мысленно представил себе мягкие игрушки сына, изображавшие разных зверей, и ему стало не по себе. Но она права. Все они уже мы шли из детского возраста, все побывали под обстрелом — и стреляли в ответ. Нельзя же так расстраиваться из-за домашней птицы.

Матаки перевернула цыпленка вниз головой.

— Смотрите, левой рукой берем птицу за обе ноги, а голову зажимаем между указательным и средним пальцами правой руки. Ну, если есть левши, они поступают наоборот. А потом тянем вниз и поворачиваем кисть вот таким образом…

Легкий треск и хлопанье крыльев едва не оглушили Дома.

— Ох, черт… — выдохнул Тимьо.

— Это называется непроизвольный рефлекс, — заметила Матаки.

В ее исполнении все выглядело очень просто. Она ощипала тушку от блестящих черных перьев, разделала ее охотничьим ножом, не забыв указать будущим десантникам, что выкидывать все внутренности не стоит, а разлетевшиеся перья могут выдать их присутствие.

— Не забудьте отделить печенку, — добавила Матаки, подняв упомянутый деликатес на кончике ножа. — А теперь ваша очередь. Птиц хватит на всех.

Все получили по цыпленку. Дом как будто окаменел.

"Я смогу это сделать. Неужели это так трудно?"

— Давайте покончим с этим, прежде чем я верну вас Хоффману, — участливо сказала Матаки. — Я не хочу давать ему повод посмеяться над кем-либо из вас. Мои ученики меня еще не подводили.

Этот довод имел смысл. Хоффман не потерпел бы никакой брезгливости, и, уж конечно, у него не хватило бы терпения сделать то, что сделала Матаки. Она сзади подошла к Тимьо и положила свои руки на его — правую на правую и левую на левую.

— И… тянем, — скомандовала она.

Крак.

Сержант отступила назад. Тимьо уставился на птицу — мертвую, но продолжавшую бить крыльями.

— Вот и все усилия, необходимые для выполнения этой задачи, — сказала Матаки. — Потянете сильнее — и можете оторвать ей голову.

После этого всем стало легче. Дом, прежде чем приступить к разделке тушки, не забыл убедиться, что сердце цыпленка больше не бьется. Вскоре над ним склонилась Матаки:

— Сантьяго, это не первая помощь. Можешь не делать ему искусственное дыхание. Цыпленка надо ощипать, выпотрошить и приготовить. Другого обеда у вас сегодня не будет.

Да, птица была мертва.

Дом поджарил аккуратно разделанную птицу на костре, разведенном на опушке ближайшего леса, и заставил себя все съесть. Вот только он не любил печенку. Сержант, проходя мимо, подцепила ее кончиком ножа и отправила в рот. Тимьо поглядел вслед Матаки с таким видом, точно она была привидением.

— Почему это так трудно? — произнес Дом. — Я имел в виду, почему так трудно убить цыпленка?

Тимьо обглодал крыло.

— Потому что цыплята не были нашими врагами и не угрожали нас убить. Это все равно что выстрелить в свою собаку. Всегда трудно убить невинное существо, даже если на это имеются причины.

Это был всего лишь цыпленок, и Дом сделал вывод: если не хватает решимости убить животное, ты не имеешь права есть его мясо. Но вслед за этим возникли вопросы, о которых он никогда не задумывался, например, о грани между убийством, вызывающим сомнения, и оправданным убийством. На что способен лично он? На тренировках десантников он добился успехов, которые считал для себя предельными. Дом обрел уверенность, что теперь сможет абсолютно нее: выжить в любых условиях, справиться с какими угодно неприятностями. Но он еще не постиг глубины возможного падения и не знал, сумеет ли с этим ужиться.

"Я пойму, что правильно, а что неправильно, когда столкнусь с таким выбором. Я знаю, что смогу определиться".

И все же Дом чувствовал глубокое удовлетворение. Теперь, когда Мария ждала второго ребенка, он понимал то, чего не мог понять раньше. Жизнь не станет лучше, чем она есть, и мир существует не для того, чтобы исполнять его, Дома Сантьяго, желания.