Шикаста - Дорис Лессинг Страница 22

Дальше — хуже. Живут на свете и враги Шикасты, злобные враги Канопуса, ворующие ВС. Они давно поработили бы обитателей Шикасты, если бы могли. Чтобы добиться своей цели, они поощряют то, чего не приемлет Канопус. Им нравится вредить, причинять боль, они используют друг друга, они поощряют эти гадостные свойства в обитателях Шикасты. Для того чтобы перехитрить своих врагов, обитатели Шикасты должны любить друг друга, помогать, соблюдать равенство, не брать чужого… Изо дня в день рассказывал я им это, и Сигнатура лежала на земле, распространяя сияние, замещая исчезающее с небосвода свечение дня, дополняя свет колеблющихся языков пламени костра.

Саис стала моей преданной помощницей. Она проводила дополнительные занятия с небольшими группами, вела индивидуальные беседы, разъясняла, отвечала на вопросы, пела сочиняемые Давидом песни, оды и баллады.

Я сказал Саис, что, когда здешний народ достаточно утвердится в знании, им с Давидом следует снова пуститься в путь и учить, проповедовать, повторять снова и снова, добиваясь не только, чтобы ее услышали — что само по себе весьма непросто — но и чтобы усвоили, запомнили, соблюдали…

Пришла пора покинуть поселение, направиться в Зону 6. Перед всеми собравшимися я вручил Сигнатуру Саис, объявив ее хранительницей знания.

Разумеется, я не говорил, что Сигнатура поддерживает поток ВС с Канопуса на Шикасту, но понимал, что скоро об этом пойдут толки и все они в это уверуют. Так или иначе, символ упрочит позиции Саис.

Затем я объявил, что возвращаюсь на Канопус, но однажды приду к ним снова.

Рано утром, с восходом солнца я покинул селение. На деревьях пели птицы, блеял увязавшийся за мною козленок. Я пощекотал его мордочку пальцами, а затем хлопнул в ладоши, отгоняя его обратно, и направился к реке, к месту самого мощного ее течения, где она разливалась вширь и углублялась, где тело мое унесет вдаль и никто из селения его не сможет обнаружить.

Я вошел в поток и поплыл к середине.

Возвращаюсь к описанию визита моего Последних Дней.

В силу необходимости Тофик должен был родиться как представитель одной из немноголюдных, рас планеты, среди бело- или бледнокожих, населяющих северные широты. Город, который он избрал для своего рождения, находился не на месте какого-либо из Математических городов Великого Времени, хотя некоторые из современных городов и выстроены на древних руинах — само собой разумеется, без учета влияний и возможностей этих мест. Местность эта была, прямо скажем, не ахти. Низина, по большей части болота, так и не осушенные ни временем, ни усердием населения. Климат влажный. Почва, вечно пропитанная влагой, что очень раздражает. Не слишком благоприятное место для Высоких Энергий, хотя для каких-то целей оно оказалось подходящим, и его временно использовали. Избранный Тофиком город — главный на острове, по размерам небольшом, но нахрапистом, задиристом, с загребущими аппетитами. Вследствие этих своих качеств островок завладел значительной частью поверхности планеты, хотя в дальнейшем вынужден был от владений своих отказаться.

Тофик родился Джоном. Он часто использовал это имя в ходе своей карьеры: Жан, Йон, Син, Яхья, Хан, Иван и прочая, и прочая. И вот он Джон Брент-Оксфорд. Родителей Тофик выбрал из здраво-честной среды, стоявших на лестнице социальной иерархии не слишком высоко и не слишком низко, что имело существенное значение в том обществе, поделенном на многочисленные касты, классы и прослойки: причем все они друг к другу относились ревниво, подозрительно, недоверчиво.

Тофик должен был овладеть навыками, при помощи которых разные, зачастую враждующие индивиды или группы индивидов управляют собой и взаимоотносятся с иными личностями или группами таковых. Навыками этими Тофик, разумеется, овладел. Он искусно прошел сквозь молодые годы, в раннем возрасте обратил на себя внимание. Как в верхних слоях общества многообещающие молодые люди обращают на себя внимание тех, кто ничего не знает, но всегда лишь «берет на себя смелость предположить», так и в нижних слоях перед многообещающими молодыми людьми открываются определенные возможности. Джон с самого детства привлекал внимание «влиятельных персон», как выражаются шикастяне. Влияния эти, однако, могут быть характера весьма различного.

В этот коварный и постыдный, а главное — продажный век молодой человек не избежал давления с разных сторон (чаще всего стремились его столкнуть с пути праведного), давления этого бедняга наконец не выдержал и к двадцати пяти годам ему поддался. Нельзя сказать, что он наивно не ведал, что творит. В молодости шикастяне часто испытывают прозрения, моменты незамутненного мышления, недоступные особам более зрелого возраста. Тофик сохранял в каких-то закутках сознания представления о своем «предназначении» к чему-то не всегда ясному. Порывы и ощущения его, поначалу чистые, в более зрелом возрасте списывались как «непрактичные». То, что он ясно осознавал свои мотивы и поступки, иллюстрируется его примирительным смехом, которым он иной раз сопровождал признания, что, видишь ли, «не смог устоять», мол, «искушение оказалось слишком сильным». Слова эти не носили выраженной связи с царившими в обществе нравами, что лишь усиливало его смех. Смех прокламировал то, что он смешон, а внутри его все же грызли сомнения, беспокоил сделанный им выбор… и все в таком духе.

Роль Тофика в нашей программе работы с охватившим Шикасту кризисом требовала присутствия его в определенном месте в определенное время. Его устремления должны были быть направлены на занятие определенной — немаловажной — должности в законотворческой системе не только его страны, но в Совете организации, созданной рядом северных стран, долгое время одна с другой враждовавших, изуродовавших добрую часть планеты, а впоследствии как бы взявшихся за ум. Тофик должен был оказаться вроде как эталоном, личностью надежной, честной, незапятнанной. В эпоху всеобщей коррупции, персональной и коллегиальной, ему предстояло прославиться своей неподкупностью, надпартийностью, откровенностью.

Однако, едва лишь вылупившись из стен последнего своего образовательного учреждения (разумеется, элитного, инкубатора лидеров), он свернул в неверном направлении. Вместо поступления на стартовую должность в вышеупомянутый Совет он завербовался в правовое агентство, известное тем, что испекло нескольких политиканов.

Как раз окончилась Вторая мировая война (термин, принятый на Шикаете, см. «Историю Шикасты», тома с 2955 по 3015, «Век Разрушения»). Тофику довелось принять в ней участие, стать свидетелем жестокости, разрушений, страдания. Как и многие другие, он не избежал влияния увиденного и пережитого. Он видел себя в решающей роли, в совершенном согласии с планом, но умом его завладела сильнейшая из ложных идей тех времен — политика. И если бы он, хотя бы, стремился к власти, делая из нее культ, еще бы куда ни шло. Нет, он вообразил себя поборником добра ради добра, он стал идеалистом. Это слово обозначает тех, кто стремится к справедливости, а не к удовлетворению собственных потребностей за чужой счет.

Замечу в скобках, что те же устремления были присущи и значительному числу других наших граждан тех времен. Они следовали ложным, вредоносным путем, воображая, что они лучше других, тех, кто неприкрыто стремится набить собственную бездонную утробу, что они лучше знают, как справиться с практическими потребностями планеты. Они воображали, что их эмоциональная реакция на страдания Шикасты дает достаточную квалификацию для врачевания этих страданий.